— Черт… А мне можно с ним увидеться?

— Чтобы что?

— Чтобы поговорить.

— Оля, — Гущин вздохнул, набираясь терпения. — Он плотно сидит на игле. Он будет говорить тебе что угодно, и ты поверишь, потому что торчки умеют быть очень убедительными. Они вынуждены, чтобы продолжать кормить эту мразь у них внутри. Если у тебя есть хоть какой-то инстинкт самосохранения, ты должна бежать подальше и никогда больше не вспоминать про своего Славу.

— Это потому, что я не согласилась встречаться с тобой, да?

Гущин подозревал, что так будет. С самого начала. Он встал со скамейки.

— Можешь думать, что хочешь. Можешь ненавидеть меня. Но если ты сейчас выкинешь этот полутруп из головы, однажды ты вспомнишь меня и скажешь спасибо за то, что я спас тебя от этого ада. Поверь, так и будет… Со Славой поговорить нельзя, он задержан. А мне пора. Удачи.

Стараясь не оглядываться и не думать об Оле, Гущин быстро прошел к отделу и скрылся за спасительными дверями.

В это время Богданова заводили совсем в другие двери, в которые он совсем не хотел входить. Это была допросная окружного УВД. По пути никто из забравших его из дома оперов не проронил ни слова, хотя Богданов пытался наладить с ними контакт, мотивируя это стандартным «мы же все свои, менты». И вот теперь комната для допросов. Внутри его ждал следователь СК. Тот самый, по делу Кузьмы.

— Вы? — изумился Богданов. — Меня ночью из кровати вытащили ради этого упыря Кузьмы? А повесткой вызвать нельзя было?

— Сядьте, гражданин, эээм, Богданов. И не нужно ломать комедию. Мы знаем, что это сделали вы.

Пылая от праведного гнева, Богданов уселся напротив следователя.

— Вы ничего не знаете. Вы просто поверили уголовнику, который, чтобы соскочить, что угодно скажет. Уголовника отпустили, мента преследуете. Молодцы! Если это называется борьбой с коррупцией, то, вашу мать, убейте меня лучше сразу. Вместо того, чтобы как следует этого е… ного упыря Кузьму потрясти, вы…

— Потрясти? — процедил следователь. — Вот как. Как же мы, интересно, должны его потрясти, раз он мертв?

Богданов выкатил на него глаза.

— Что?

— Что?

— Кто мертв? Вы сейчас про Шарика?

— Какого, к черту, Шарика? Убийствами домашних животных Следственный комитет не занимается.

— Погодите, так кто именно мертв-то?