Маттиас молчал.

– И тогда ты сел сюда, в мое кресло?

– Ну, да.

– Рановато для хамского поведения, тебе не кажется?

Томми вышел. Маттиас фыркнул у него за спиной.

«Ла-ла-ла», – напевал про себя Томми, чтобы не вернуться и не наподдать ему.

На кухне он обнял дочерей.

– Привет, папа.

Объятия были холодными и скованными. Странное напряжение. Полуулыбки и страх перед неизвестностью витали вокруг удивительной папиной личности.

Моника пыталась улыбаться. Томми увидел баллон с кислородом на колесах рядом с ней, прозрачную резиновую насадку у нее в руке. Моника периодически дышала через насадку.

– Он новый? – было единственное, что смог выдавить из себя Томми.

Моника улыбнулась в знак согласия.

– Ага, здорово! – сказал он и достал бутылку вина из стойки у стены.

* * *

Еда на ужин, как всегда, была превосходна. Они ели и сдержанно беседовали. Томми думал об Ингмарссоне и Миллер. Давление в груди переместилось наверх по шее в голову. Из-за него мозг начинал работать медленно и туго. Томми пил вино спокойно, но быстро – удобный трюк, никто не замечал количества выпитого, как ему казалось.

Маттиас рассказывал о гендерных вопросах. Парень хорошо владел предметом; он громко и уверенно разговаривал с женщинами Томми, сидевшими за столом.

Томми ел, глядя в тарелку; челюсти его активно работали, дыхание через нос было прерывистым. Кровяное давление росло параллельно с болтовней Маттиаса о структурах власти, патриархальном обществе…

Томми пытался думать о другом, отключиться, но проклятый левацкий гундосый голос умника разрезал пространство комнаты на такой частоте, что скрыться от него было невозможно. Такие слова, как «ловушка для женщин», «сексизм», «женский футбол», «либеральные феминистки», «квотирование», «гендерные роли», впечатывались в сознание Томми. Крышка просто треснула, это не поддавалось контролю. Ярость вырывалась из земноводного мозга через голову и наружу из глаз.

– Мелкий занудный засранец, – прорычал Томми, вставая со стула и хватая Маттиаса за челку.