Ей вдруг стало жарко. Струйки пота потекли с висков, поползли по спине. В желудок как будто опустили тяжелый камень.

На следующем перекрестке она посмотрела сначала направо, потом налево, вглядываясь в промоину от дворников. У левой обочины примерно посередине квартала стоял синий седан; она нажала педаль акселератора, подъехала, встала рядом.

* * *

Он натянул футболку с капюшоном, надвинул пониже бейсболку и вышел на тихую боковую улицу; спортивная сумка в руках: парень идет на раннюю утреннюю тренировку, даже не совсем неправда. Актерская игра – это искусство подачи. Он прочел с полдюжины книг по методике игры и закончил столько же курсов, и везде учили одному: как с помощью тела убедить свой мозг, что ты и есть тот, кого тебе надо сыграть. Особенно ему нравился метод Станиславского. Ли Страсберг тоже ничего[47]. Когда-то он даже хотел поступить в его актерскую школу в Нью-Йорке. Талант у него для этого был. Денег не было.

Он почувствовал, как начинает действовать энергетический напиток, хотя, может, это было предвкушение представления. Вторая банка лежала в сумке, вместе со спичками и сигаретами.

– Пора бы мне уже бросить, – сказал он сам себе, улыбаясь при одной мысли об этом. – Но сегодня желание особенно сильно. – Эта строчка нравилась ему почти так же сильно, как «У него было время, чтобы убить».

Он уже обещал себе, что Габи – так он называл Габриэль Лизотт – станет для него последней, на время. Еще он говорил себе, что пора, наверное, поменять город, как он сделал после Бет Стинсон, пожить где-нибудь в другом месте. Полиция уже дышала ему в затылок, он это чувствовал. Еще когда сформировали опергруппу, он понял, что копы взялись за дело всерьез. Так было с Банди и с Риджуэем. Это для избранных. А еще он получил от них кличку – Ковбой. Что ж, неплохо. Конечно, Городской Ковбой или Аптечный Ковбой[48] было бы лучше, но и это неплохо.

– Ковбой, – произнес он вслух.

От Стинсон до Хансен прошло целых девять лет, черт, почти десять. Стинсон была у него первой. Те ощущения остались с ним навсегда. Все равно как премьера долгожданного спектакля. Возбуждение такой же силы. Тяга жила в нем все эти годы, но он не решался ей уступить. К тому же он не знал, где найти нужных женщин. Но как-то ему на глаза попалась статья о педофилах, где говорилось, что они всегда собираются там, где дети. Ему стало противно, зато у него появилась идея – почему бы не устроиться работать в стрип-клуб? Где еще искать шлюх, если не там? Где проще всего приучить их к себе, расположить, вызвать доверие? И где удобнее прятаться, как не на самом виду? Так что он пошел в клуб, в такой, где его никто не знал – он назывался «Грязный Эрни и его голое шоу», и хозяйка, – кстати, женщина, дополнительный момент возбуждения для него, – тут же взяла его на работу. Через два месяца он уже был управляющим. Еще бы! Он был пунктуален и вкалывал на совесть. Но времени не терял – приглядывался к танцовщицам, решал, с которой начнет. И тут в клуб поступила Бет Стинсон с подружкой. Подружка недолго продержалась, ушла, но Стинсон оказалась шлюхой от природы – танцевала под прозвищем Сисястая Бет, и не зря. Фигура – потрясная. Компактная, но подержаться было за что. И наивная – только что из школы.