Лукьянов так и остался во мнении, что вчерашняя жертва Ленкова никакого отношения к уголовному розыску не имела, что появившийся вместе с Ленковым здоровенный и неопрятный мужик чего-то напутал, или же расправу вообще учинили для запугивания его, Лукьянова. И он обреченно свесил голову…

— Будет! — уверенно ответил Сарсатский, глядя на Багрова, который ему еле заметно кивнул. Он шагнул к дверям и накинул ватную тужурку. — Обождите, мужики.

Вскоре в сенях раздались шаги. В черном провале открывшейся двери выросла знакомая веем фигура.

— Хлеб да соль честной компании!

— О, Костя! Здорово, атаман! Заждалися! — оживились бандиты.

Лукьянов угрюмо глядел на Ленкова.

— Здорово, Тимофей! — весело сказал Костя.

— Ну, здорово, коль не шутишь.

— Да и пошучу — с тебя не убудет! — отозвался Ленков, ловко скидывая добротный полушубок на руки Бориске. — Колотун, братцы, на дворе! Вроде не Крещенье ишшо, а ишь, как заворачиват!

Он сел к столу, взял услужливо налитый до краев стакан, мелкими глоточками отпил треть.

— Маньчжурскою розлива, чую, спиртишко! Эх-ха!

Посмотрел со смешинкой в глазах на Лукьянова.

— Чо не пьешь? Брезгуешь? Забудь! Ты теперь в нашей компании, так што, не тушуйся, Тимофей! Мы с тобой, паря, друг друга поймем. Бью и трясу я принципиально буржуев и коммерсантов, торговцев и прочих толстосумов, которых мы с тобой в Гражданскую не добили. Сам же видишь, сколь этой публики понавылазило! Вот мы им и задаем жару! Так што… Дело полезное и справедливое. А тому, кто бедствует, — сам первый завсегда помогу. Иль не так? — Уставился Лукьянову прямо в глаза, не мигая. — Ты бедствовал — тебе помогли, так и любой тебе скажет. Бориска! — Повернул голову в сторону припавшего к миске со студнем Багрова. — Правильно говорю, по-партейному?

— Угу-м.

— Во! Ладно, жри… Его, Тимофей, многие годы впроголодь держали. Но я и Бориску вытащил из полного беспросвета. Одел-обул со своего плеча. А почему? Потому как Бориска — славный и героический красный пулеметчик и почти все свое здоровье оставил на поле сражения с беляцкой нечистью! Так, Бориска?

Тот кивнул, засовывая в рот пригоршню капусты.

— Вот почему, Тимофей, не по мне эта нонешняя жисть! Но намеренье мое одно: так жить, как мне хочется! И тебя приглашаю с собой за лучшей долей!

— Какая же она лучшая, ежели все украдкой да тайком, пули ожидая… — скривился, подав наконец голос, Лукьянов.

— Эва, паря! — воскликнул Ленков. — А япошки и семеновская шатия-братия нам, што, цветочки дарили да чоколадом потчевали?

— Хы-ы, чоколадом! — покачал головой, осклабясь, Бориска. Пробовал он один раз эту диковину — горько!