— Я читал его, — пробормотал Макеев, — и глазам не верил — донос на меня написал не кто иной, как Сашка Безродный. Он писал, что своими ушами слышал, как я и враг Советской власти басмач Алдар-бек договаривались о моей работе на афганскую разведку.

Какая же человеческая неблагодарность, бывает же такое! — вырвалось у Евгения Сергеевича.

— Через некоторое время мы узнали, что на страну напали фашисты и, началась война, — продолжал директор музея, — нас построили у бараков и спросили, кто хочет идти воевать, кровью искупить свою вину. Я вышел одним из первых и уже через две недели в роте штрафников сидел с винтовкой в окопе под Ржевом. Там меня ранили и, месяц пролежал в госпитале. Потом снова фронт, но уже рядовым со всеми правами и снова ранение, а потом меня демобилизовали по ранению и я осел в Подмосковье. После войны окончил историко-архивный институт и стал работать в музее. Вот дошел до директора музея, но пора уходить на пенсию, дать дорогу молодым, — закончил свой рассказ Макеев.

— А как Вы узнали, что эту шкатулку нашли археологи? — спросил Кудрин.

— Полгода назад, сказал Макеев, — я случайно прочитал в газете «Правда Востока» про археологические раскопки рядом с Бухарой. В той газете было написано, что наряду с артефактами древности были найдены вещи, принадлежавшие последнему эмиру Бухары, которые будут переданы в краеведческий музей города. В ней же была фотография, на которой была видна старая мотыга, портсигар и деревянная шкатулка с ликом эмира. Я понял, что это та самая шкатулка, о которой говорил Алдар-бек и у меня пробудился необыкновенный интерес к ней. Захотелось не то, чтобы завладеть этими драгоценностями, а просто узнать, что оставил Калапуш в этой шкатулке. Я созвонился с этим музеем и по согласованию с руководством, поехал в Бухару. Город моей юности очень изменился, он похорошел, появились многоэтажные здания, новые проспекты, но тихие улочки с платановыми деревьями, остались такими, как и прежде и центральный базар практически сохранил свой вид.

— С дирекцией музея я договорился быстро, чтобы они в рамках обмена экспонатами выставили некоторые у нас в музее, — продолжал Макеев, — им было очень престижно выставлять свои артефакты в московском музее. Там я впервые увидел шкатулку, но не стал привлекать к ней особого внимания, а просто отобрал ее в числе других экспонатов для выставления в нашем музее. Мы договорились, что все отобранные экспонаты пробудут в нашем музее один месяц, после чего мы их вернем в Бухару.

— Вот таким образом шкатулка попала в наш музей, — проговорил Макеев, — а дальше Вы все знаете.