— И почему же?

— Несомненно, они доказывают, что за покушением стояли турки. Если бы вы их обнародовали, то, что мы наблюдаем сегодня, произошло бы гораздо раньше.

Сам Пьячере не читал документы, о которых шла речь.

— Сейчас ваш единственный шанс — опубликовать их.

— Шанс?

— Если вы покажете всему миру, что постоянно подвергались нападкам этих сумасшедших мусульман, общественное мнение качнется в вашу сторону.

— Любопытно.

— А с моей страны наконец официально снимут все подозрения. Это вопрос справедливости.

— Я не могу дать разрешение обнародовать эти документы.

— Город пылает, Ватикан на осадном положении, и вы не можете дать разрешение?

— Это сможет сделать только его святейшество.

— Так попросите же его. Умоляйте его. Я сам буду его умолять. Устройте мне аудиенцию.

— Вы же знаете, что понтифик покинул Ватикан.

— А вы знаете, где он укрылся.

Пьячере вспомнил рассказы покойного кардинала Магуайра о встречах с этим упрямым послом. Дипломатия, искусство двуличности, знает множество способов завершить разговор, пусть и на горькой ноте. Пьячере пообещал Чековскому получить ответ от понтифика.

Карлос Родригес выразил надежду раздобыть пропавший подлинник. Лишь тогда можно будет доказать, что ярость мусульман в отношении христианского мира воспламенила фальшивка.

Между христианами и иудеями подобной вражды не существует. Все первые христиане были евреями. Если и есть какое-то противостояние, так среди самих иудеев, между последователями старых традиций и приверженцами новых веяний. Пий XI высказал это в «Mit brennender Sorge».[117] Все мы семиты. Однако с исламом дела обстояли иначе.

Гонения на иудеев со стороны христиан осуждались еще тогда, когда проходили, быть может, без особого эффекта, но все же это выбило из-под них теологическую почву.

Пророк провозгласил господство ислама над всем миром, который при необходимости нужно будет поставить на колени с помощью меча. Джихад. Разве можно достичь компромисса с такой религией? В Регенсбургском университете понтифик заговорил об этой извечной вражде, подобно своему предшественнику, воззвав не только к вере, но и к разуму, однако тому разуму, который имел в виду понтифик, в исламе не было места.