Возможностей для беспутной жизни на Пантеллерии было немного: все женщины или уродливые, или целомудренные, или замужние. Ни одного борделя на весь остров. Бары закрывались в десять вечера! Габриэль скучал по Зельде.

Не имея причин для беспокойства, он не мог отделаться от чувства тревоги. Моль и ржа не истребят его сокровищ, воры не подкопают и не украдут,[140] но миллионы давали Габриэлю лишь хрупкое ощущение защищенности. Имеет ли какое-нибудь значение то, что он богат? Когда-то деньги означали, по крайней мере, возможность свободно перемещаться. Теперь Фауст не смел покинуть Пантеллерию. Никому и в голову не придет, что он здесь. Если бы только Зельда была рядом…

Габриэль скучал по ее беззаботной болтовне. Скучал по ее простодушной, жадной улыбке, с какой она его слушала. Скучал по ее теплому, мягкому телу.

И Габриэль скучал по публике. Он чувствовал себя фокусником, выполнившим бесконечно сложный трюк — в кромешной темноте. В пустом зале. Ему невыносимо хотелось кому-нибудь рассказать, какое дело он провернул. Конечно, на самом деле не кому угодно. Если честно, поделиться он хотел только с Зельдой.

Вечером после закрытия бара Габриэлю приходилось возвращаться в свой номер и пьянствовать в одиночестве, обдумывая возможности вызвать Зельду на остров. Все они были связаны с неприемлемыми рисками.

— Доктор Фауст?

Мужчина подсел к Габриэлю на скамейку, откуда открывался вид на полоску воды с ритмично покачивающимися судами, и, перед тем как заговорить, какое-то время любовался этой сценой. Габриэль его не узнал.

— Мы с вами встречались? — спросил он.

— Наконец встретились.

Габриэль изучил профиль незнакомца, похожий на стиснутый кулак. Шляпа не по сезону была сдвинута на затылок, на лбу блестели бисеринки пота.

— Валленштайн.

Не отрывая взгляд от гавани, мужчина протянул Габриэлю руку, и тот ее пожал.

— Вы американец?

— Сейчас все хотят быть американцами. Разумеется, вы поняли, зачем я здесь.

— Объясните.

— Игнатий Ханнан.

— А. — У Фауста внутри все оборвалось. — И что побудило вас приехать сюда?

— Как я оказался на этом забытом богом острове? У меня состоялся весьма любопытный разговор с Мики Инагаки.

Et tu, Brute?[141] Впрочем, помимо процветающего делового сотрудничества, своеобразной дружбы и воровской чести, чем был ему обязан Инагаки?