Слово поплыло в воздухе, как призрак дома номер семь по Стоун-стрит.
— Да, мадам. — Мэтью видел, что Рэмсенделл встал по другую сторону от кресла Королевы. — Конкретнее, и постарайтесь, прошу вас, услышать: что связывает Пеннфорда Деверика и
Ответа не было, но по лицу Королевы пробежала рябь, будто какая-то эмоция поднялась из полной отчаяния глубины в самом средоточии этой женщины, из глубины, которую она заперла и выбросила ключ. Это было мимолетное мгновение, но так ужасна была душевная боль в искривленном изгибе рта, в блеснувших вдруг глазах, что Мэтью испугался, как бы не оказалось ей больше вреда, чем пользы. То же самое увидел Рэмсенделл, потому что сказал немедленно:
— Мистер Корбетт! Я думаю, вам не следует…
— Пеннфорд Деверик мертв, — со сдавленным придыханием проговорила Королева Бедлама. — Теперь не доказать. Никогда.
Этого Мэтью упустить не мог. Сердце у него колотилось.
— Не доказать что, мадам?
— Ответ короля, — сказала она, и в глазах ее блеснули слезы. — Он обещал, обещал.
Слеза сорвалась и медленно потекла по правой щеке.
— Мистер Корбетт! — непреклонно заявил Рэмсенделл. — Я думаю, на этом все.
— Еще только одно, доктор! Прошу вас! Один только вопрос, и все, ладно?
— Мой долг — соблюдать интересы моих пациентов, сэр. — Рэмсенделл наклонился, заглянул в лицо леди, совершенно пустое, если не считать следа от слезы. — В любом случае, мне кажется, она сейчас не здесь.
— Можно мне назвать ей одно имя? Только одно. Если она отреагирует, это будет наш ключ. — Он увидел, что Рэмсенделл колеблется. — Одно имя, и только один раз, без повторения.
Рэмсенделл помолчал, ребром ладони поскреб бороду, потом кивнул.
Мэтью наклонился так близко, что почувствовал запах сиреневого мыла от Королевы. И сказал, ясно и отчетливо:
— Эндрю Кипперинг.
Он сам не знал, чего ожидал. Удара грома? Здравого смысла, наводнением возвращающегося в этот сморщенный мозг? Ахающего вздоха, рыданий и внезапного возвращения в реальный мир, пусть даже столь мучительный и полный горя?