— Только взгляните на этот ужасный беспорядок.

— Можешь бросить рапиру, — сказал Девейн, обращаясь к Мэтью.

Мэтью все еще пребывал в состоянии оцепенения. Он посмотрел на клинок, на котором все еще догорал парик.

— Я предлагаю, — сказал Девейн. — Тебе немедленно бросить ее.

Мэтью слышал его голос словно вдалеке. Он осознал, что пистолет Девейна тоже был однозарядным оружием, и его нельзя было перезарядить достаточно быстро, чтобы использовать против клинка. У Девейна было множество ушибов — заметная шишка синела на лбу — а также была разбита губа, а на левой скуле темнел след от удара. Похоже, со своими мучениями этот человек столкнулся в другой части деревни.

Мог ли он тоже быть завербован?

Мэтью решил, что он сам, так или иначе, не в форме для следующей битвы. Да и какой смысл?

Он бросил рапиру.

— Риббенхофф мертв. Не я убил его, — сказал он, покачав головой. — Человек Матушки Диар работал на… он называет себя Кардинал Блэк. Он явился в больницу…

— В больницу? — похоже, Фэлл пришел в чувства.

— Он забрал книгу Джентри, — продолжил Мэтью. Ему пришлось опуститься в один из стульев, потому что он чувствовал, что вот-вот потеряет равновесие. — Именно ради этого все и затевалось. Каким-то образом Кардинал Блэк убедил Матушку Диар помочь ему вломиться сюда, чтобы достать книгу. И это она рассказала ему, где хранился «Белый Бархат».

— Формулы… — пробормотал профессор. — С ними и с нужными растениями… он не сможет, конечно, воссоздать самые экзотические виды наркотиков, но… — он уставился на тело покойницы. — Моя самая давняя соратница. Почему я не заметил этого?

Мэтью отметил, что Девейн плотно сжал губы, когда этот вопрос прозвучал.

— Время не стоит на месте, — сказал Мэтью, вспоминая свой разговор с Гарднером Лиллехорном, который сказал ему то же самое, когда рассказывал о том, сколько криминальных элементов сейчас можно найти в Лондоне кроме Профессора Фэлла.

Профессор ухватил Девейна за плечо.