Сулейман-бек упрямо качнул головой.

- Сперва три целковых, папаша. Я милиционер. Вы нарушили постановление.

Чтоб поддержать сыновнюю шутку, полковник милостиво достал три рубля и расхохотался, получив расписку.

- Ну, теперь, папаша, сойдемте с рельсов, а то вы будете снова оштрафованы, и поговорим, - произнес Сулейман, пряча книжку с квитанциями. - Вас амнистировали?

- Дай задавать вопросы отцу! - строго прервал его Мусаха-задэ. - Как живешь? Где мои дома? Где мои жены?

Сулейман свистнул:

- Вы, папаша, отучитесь у нас говорить «мое», «мое» - говорите «наше», вот тогда будет правильно. Все теперь стало нашим - дома, сады, дворцы, поместья, промыслы…

- Как! - вскрикнул удивленный полковник, не ожидавший от своего рода таких поразительных успехов. - Ведь вас было у меня всего-навсего семнадцать сыновей и двадцать две дочери. Неужели…

Сулейман с досадой поморщился.

- Я говорю - наши, нашего народа! Татарский народ стал хозяином всего.

Такая новость, по-видимому, не пришлась Мусаха-задэ по вкусу. Он огляделся по сторонам, увидел, что улицы пусты и что вокруг нет никого, кроме осла, покинутого своим хозяином по причине нашедшего на него ослиного раздумья, нагнулся к уху своего сына и зашептал:

- Слушай, Сулейман! Брось эти слова. Я говорю тебе, как отец, - дни вашей власти сочтены, я привез деньги, много денег. Я привез оружие, много оружия. Мы будем снова править, беки и твой отец. Ты будешь богачом. У тебя будет сорок жен. От всей этой низкой уличной сволочи не останется ни души, даже для того, чтоб вознести молитву за остальных покойников. Иди ко мне, я тебя возьму в дело!

Лицо Сулеймана нахмурилось.

- Кто же вам помогает, папаша? От кого вы получаете оружие и деньги?

Мусаха-задэ надулся, как индюк:

- Знай, сын, француз и американец очень любят татарских беков. Они дают прежде, чем я попросил. И англичанин тоже дает, прежде чем я попросил. Они сделают меня главным властителем народов, чтущих Коран!

- Эх, папаша, - сплюнул Сулейман в сторону. - А еще говорят, что вы начитанный человек. Плохо ж вы знаете пророка! Когда мне дают деньги во сне, утром они исчезают. А когда мне дают деньги наяву, за них приходится хорошенечко заплатить. Проваливайте, коли не хотите, чтоб я вас арестовал!

С этими словами Сулейман пошел к ослу, чтоб сдвинуть его с мертвой точки и придать ему перпендикулярное к его собственной оси направление.

Полковник Мусаха-задэ поглядел вслед своему сыну. Губы его прошептали мрачное проклятие, потом сомкнулись, и оскорбленный бек двинулся дальше.

Тяжелые думы удручали доброго мусульманина, как вдруг над ним в воздухе прозвенел крик муллы, и он заметил, что наступил вечер. Олеандры, в кадках рассаженные вдоль улиц, благоухали сильнее прежнего. Синева неба сгустилась. В домах зажглись огоньки. С моря повеяло прохладой. В эту минуту полковника сшибла с ног веселая толпа мальчишек, пробежавших по улице в красных галстуках, коротких штанах и ранцах за плечами. Он поймал за шиворот самого маленького и приподнял его с мостовой в уровень своего носа.