Встал и Успенский. Ему пора было к раненым, которые были размещены теперь на Михайловской батарее. А Елисей пошел на почтовый двор. И пока он шел, его все томила и томила и за душу хватала песня:

Перед почтовым двором в дощатой палатке дверь была раскрыта. Там полно было офицеров, флотских и армейцев, и? на улицу вырывались их звонкие голоса.

Несколько дней назад отъезжал отсюда в Киевскую губернию капитан второго ранга Лукашевич. И Елисей тогда выпил стакан вина за русский флаг… за русский флаг в Севастополе. И Лукашевич вспомнил Синоп… да, Синоп. И Марфа пела… О чем пела она? Кажется, о чем-то очень хорошем.

«И не прощай, а до свиданья, — стал припоминать Елисей, — мы встретимся в желанный час… Как же поется дальше? Опять забыл!»

Елисей обернулся. Вдали синела бухта, Севастополь был повит дымом… И смутно-смутно выступали сквозь черный дым желтые холмы Корабельной слободки.

— «Мы встретимся в желанный час, — повторял Елисей, стараясь припомнить, как дальше. — Мы встретимся…»

Но припомнить, как дальше, не успел. Из Симферополя пришла почта, и Елисей принялся за работу.