—  Я все расскажу маме, — сказал он настойчивее и громче.

И мама в комнате действительно очнулась от дремоты и,

близоруко щурясь на окно, окликнула папу:

—  Милый, уже поздно, а они сидят на окне.

—  Пусть закаляются,— сказал спросонья папа.

—  Надо хотя бы пересчитать их,— молвила мама уже са­мой себе, потому что папа снова крепко спал.

Но молнии были такие короткие, что она только и успевала сказать «раз, два», а потом начинала свой счет сначала. Про­считав до двух несколько раз, мама устала и до четырех до­считала уже во сне.

При вспышке молнии видно было, как гроза столбами мрака поднимается из моря и чернота разливается по правой стороне неба. Слева же были видны при вспышке молнии бесконечные гряды облаков и заводи неба. И, сколько ни вспыхивали мол­нии, каждый раз тучи и небо оказывались другими. Лиля, Ивасик и Вова во все глаза смотрели, а Глеб еще и записи вел. Он наблюдал и записывал молнии. Сестра и братья должны были помогать ему в описаниях.

Едва вспыхивала молния, Вова кричал:

—  Крючок!

— Фиолетовый, — определяла Лиля.

А Глеб записывал в журнал наблюдений. У него была тео­рия, что, если все как следует наблюдать и записывать, когда- нибудь откроешь самый главный закон природы.

Молнии вспыхивали все чаще. Берег от грома ухал. Полоса прибоя, точно раскаленная добела проволока, гнулась, и на­бежавшие волны, будто обжигаясь, шипели.

—  Есть! — кричал Вова.

—  Веточкой, — вставлял почему-то дрожащим голосом Ива­сик.

—  Белая, — говорила Лиля.

—  Еще!

—  Большим светом.

—  Голубым.

—  Зигзаг!