Ивасик продолжал всхлипывать.

—  Ты разбиваешь мне сердце! — вскричала Лиля, кото­рой, может быть, и правда стало жалко Ивасика, а может быть, вспомнился какой-нибудь фильм. — Подожди, цыпуленька, я их принесу тебе!

И она съездила на лифте вниз, во двор, и принесла ему мокрые, обломанные ветки. Без листьев; наверное, какие-ни­будь старые.

—  Вот твои молнии, — сказала она Ивасику.— Они только немного обломались, больше ничего. Можешь спать с ними в обнимку. Ви...

Но договорить она не успела. До сих пор в небе только не­много гремело. А тут вдруг так грохнуло, что папа со сна вместо «пусть закаляются» и «пусть развиваются» крикнул: «Пусть завиваются», — и сильный свет залил небо до самых глубин.

—  Зелё-оный! — ахнул Ивасик.

А Вова вытянул руку вперед:

—  Смотрите, смотрите, утки на морре садятся!

—  Утки в грозу не летают, — строго заметил Глеб.

Но сказали всё это они уже в полной темноте, потому что зеленый свет погас, темь была такая, какой они еще никогда не видели, и дождь хлестал во все стороны.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО

С утра, как всегда, была суета. Семейство Гвилизовых собиралось на море. Ивасик переживал, что поломал нечаянно одну из своих «молний», и успокоился, только когда Лиля показала ему на другой, крохотный, совсем свежий листик. Ивасик как уставился на этот листик, так и отключился от окружающего.

Вова нагрузился всеми сумками и, в отчаянье от того, что мама не замечает его подвига, ныл: почему, мол, все еще до­ма, несобранные, когда он, Вова, уже снаряжен и даже пере­гружен, но это ему, конечно, ничего, лишь бы все уже дви­нулись наконец.

—  Сейчас, сейчас, Вовочка, сейчас, родной,— отвечала ма­ма, и Вова краснел от удовольствия.— Сейчас, только посмот­рим, все ли мы... не забыли ли чего...

И мама принималась в который уже раз пересчитывать ве­щи и детей, а Лиля, хохоча, перескакивала с места на место да еще хватала и путала вещи, сбивая маму со счета. Это уж вечно так, больше всего на свете любила Лиля неразбериху и путаницу.

Папа терпел, терпел, взывая:

—  Лиля, будь добра, девочка, не мельтеши, не мешай маме, постой на месте хоть немного! Ну, я прошу тебя!

Но потом не вытерпел и звонко шлепнул Лилю. От неожи­данности Лиля одновременно расхохоталась и заверещала. А мама обрушила на папу град упреков — она не выносила, когда шлепают детей, у нее были совсем другие принципы воспитания.

—  Ничего, пусть закаляется, — бормотал виновато папа. — Человек должен развиваться. Пусть она развивается. Нужно ее закаливать.