19

Когда мы пришли на первую точку, дождь уже кончился. Облака были еще плотные, как войлок, но ветер заметно потеплел.

Я небрежно скинул с плеча треногу и, раздвинув стояки, всадил ее в рыхлую землю. Потом сел на сундучок и аккуратно записал в журнале дату. Левка растерянно топтался рядом.

— Зачем бросаешь рейку в траву? — подняв голову, сурово спросил я. — А ну, марш на точку! Рейку держать умеешь?

— Разберемся, — подавленный моим авторитетом, прошептал Левка и с рейкой на плече побрел искать точку.

Я долго смотрел ему вслед и, когда он отошел на безопасное расстояние, встал и принялся настраивать уровень. Теоретически все мне было предельно ясно: сначала вдоль — вертлявый пузырек послушно поплыл на свое место, — потом поперек, а теперь проверка…

— Что за дьявол… — сказал я сквозь зубы и покосился на Левку.

Но он был уже далеко и рылся в траве, разыскивая точку.

— Проклятые дороги, растрясли весь аппарат…

Овальный пузырек упорно не желал задерживаться между черточками больше чем на пять секунд. Потом он и вовсе уплыл куда-то с такой быстротой, что я даже не успел уследить, в какую сторону, и долго с остервенением крутил винты в обратном направлении.

Но вот наконец хорош. Дрогнув, воздушный пузырек дошел до средних делений. Я нетерпеливо развернул трубу на Левку и, споткнувшись о треногу, обошел прибор кругом.

— Эй ты, дубина! — крикнул я и поднял одну руку.

Левка послушно вскочил и замер, расставив ноги, с рейкой в руках.

Я заглянул в окуляр и, жмурясь от белесого мерцания, повел трубу на Левку.

Что за черт! В трубе ничего не было. Ну, просто ничегошеньки. Один молочно-белый круг.

Я выпрямился, посмотрел вперед — Левка смирно стоял на своем месте. Склонился к трубе — опять ничего. Хоть бы силуэт, хоть бы пятнышко какое… Пусто!

Наверно, линза запотела. Я подошел к широкому концу трубы — козлиная нога треноги опять попалась на моем пути, я пнул ее что было силы, — протер стекло платком. Потом снова взглянул. Ничего! Левка как сквозь землю провалился. Нивелир уставился прямо ему в глупую физиономию. Будь это мелкокалиберное ружье, я выбил бы сто очков из ста возможных. Поверх трубы я отлично различал даже цифры на рейке, но в проклятый окуляр не было видно ни зги, кроме черного креста на стекле. «Ну хорошо, — скрипнул я зубами, — я тебя проверю, гад!» Я повернул нивелир в сторону высокого дерева, единственного на околице, взглянул, старательно жмурясь, — и дерево тоже исчезло. Я чуть не заплакал от досады. Только что оно бесстыдно стояло перед глазами, невооруженным глазом я мог бы пересчитать все его ветки, но в трубе по-прежнему все безмятежно белело.