Пираты начинают переговариваться, кто-то хлопает в ладоши.

В это время Лаем Синг макает свою кисточку в котел с горячим дегтем. Мун сует Тому в зубы ложку.

– Вот теперь-то все и начинается, – говорит он.

Том смотрит на монгола, который стоит перед ним с кисточкой, измазанной в дегте. И на свою открытую рану, которая начинает кровоточить.

Лаем Синг произносит что-то непонятное и прижимает деготь к ране.

Ослепительно-белая молния пронзает мозг Тома. Боль из пальца отзывается в коленных чашечках, на мгновение он близок к тому, чтобы потерять сознание, и тут он широко распахивает глаза и взмахивает левой рукой. Кулак попадает прямо в челюсть монгола.

На долю секунды кажется, что гигант даже не чувствует удара – так величественно он отступает на два шага в сторону, но Том бросается за ним в погоню. Ослепленный болью, он хватает дубинку и заносит ее для удара. Однако опустить ее не удается, потому что на него наваливаются Мун и еще двое пиратов – они укладывают его на палубу и крепко держат, пока кок вливает в него ром.

Том таращится в небо, лимонно-зеленое с апельсиновыми облаками. Чья-то уродливая морда смотрит на него сверху вниз. Том видит молочно-белую радужку глаза.

– Самора, – шепчет он, – уйди. Оставь меня в покое.

Он моргает, чувствуя, как его одновременно колотит озноб и пробивает пот. Глаза Саморы становятся черными, и по всему ее лицу вырастает борода.

Булль наклоняется над Томом.

– Добро пожаловать в нашу команду, – бурчит он.

Много часов спустя Том лежит, укрытый португальским флагом, и прислушивается к свисту ветра в снастях и гоготу птиц, доносящемуся с далекого берега.

Теодора сидит, держа на своих коленях голову Тома, кожа которого имеет пепельно-серый оттенок.

– О чем ты думаешь? – спрашивает она.

Какое-то время он лежит молча, но потом произносит:

– Я обдумываю один план. Он пришел ко мне под водой, когда я увидел голубые раковины моллюсков, которые прилепляются к днищу корабля и странствуют с ним по свету совершенно бесплатно. Даже моллюск умеет планировать свою жизнь.

Тео качает головой и улыбается.

– А о чем задумался ты, Ньо Бото? – спрашивает она.