– Мы можем отнести ее, – предложил Клаус, но Кит снова покачала головой:

– Я слишком тяжелая. Вдруг вы меня уроните и ребенок пострадает?

– Мы можем что-нибудь изобрести, на чем доставить вас на берег, – сказала Вайолет.

– Да, – подхватил Клаус, – мы сбегаем в чащобу и найдем что-нибудь полезное.

– Уже некогда, – проговорила Солнышко, и Кит согласно кивнула.

– Ребенок вот-вот родится, – сказала она слабым голосом. – Найдите кого-нибудь, кто бы помог вам.

– Мы тут одни, – ответила Вайолет, но в ту же минуту она и остальные Бодлеры повернули головы в сторону пляжа – туда, где они когда-то нашли плот, – и увидели, как из палатки Ишмаэля выбирается единственная личность, о которой они не пролили ни слезинки.

Солнышко соскользнула вниз, на песок, не выпуская из рук кастрюли, и трое Бодлеров побежали вверх по склону к судорожно передвигающейся фигуре Графа Олафа.

– Привет, сироты, – прохрипел он еще более скрипучим и грубым из-за действия мицелия голосом. Платье Эсме свалилось с его костлявого тела, он полз по песку в своей обычной одежде. Одной рукой он держал раковину с сердечным, а другой держался за грудь. – Вы явились склониться перед королем Олафленда?

– Нам не до ваших глупостей, – отрезала Вайолет. – Нам нужна ваша помощь.

Граф Олаф удивленно поднял бровь.

– Вам нужна моя помощь?! – спросил он. – Что же случилось со всеми здешними болванами?

– Они бросили нас, – ответил Клаус.

Олаф захрипел жутким образом, и дети не сразу поняли, что он смеется.

– Ну и как вам яблочки? – просипел он, желая в данном случае сказать: «По-моему, так ситуация исключительная».

– Мы дадим вам яблок, – Солнышко показала на кастрюлю, – если поможете.

– Не надо мне ваших яблок. – Олаф попытался сесть, все так же хватаясь за грудь. – Мне нужно ваше наследство, которое оставили вам родители.

– Наследства здесь нет, – ответила Вайолет. – И возможно, ни один из нас не увидит ни гроша из этих денег.