На следующее утро мы приехали в Петербург. На вокзале нас встретил экипаж, в котором мы благополучно добрались до нашей квартиры.

Разборка вещей и устройство комнат несколько заняли бедную Марью Николаевну, она как будто успокоилась, но спокойствие ее, однако, продолжалось недолго.

Войдя однажды в столовую, Соня застала ее в горьких слезах, — перед нею лежало распечатанное письмо.

— Мама, голубушка, ты плачешь? Что случилось? — спросила девочка, бросившись на шею матери, и принялась упрашивать сказать все откровенно: — Это письмо от папы? — продолжала девочка. — Я знаю его почерк, скажи, ради Бога, что он пишет?

— Особенного ничего, мой друг, не волнуйся.

— Неправда, мамочка, неправда, если бы он не писал ничего особенного, ты бы не плакала, нет, нет, я знаю… я догадываюсь, вероятно, у нас случилось какое-нибудь несчастье. Может быть, папа заболел… может быть, даже умер!..

С этими словами Соня припала головою к коленям матери и тоже начала тихонько всхлипывать.

— Успокойся, моя голубка, — отозвалась мама, нежно обняв девочку, — папа жив и здоров совершенно.

— Но это письмо ведь от него?

— Да.

— Что же он пишет?

— Он пишет, что с нами действительно случилось большое несчастье…

— Какое?

— Мы потеряли все наше состояние и из богатых людей сделаемся бедняками.

— И только?

— Как «только»! Разве этого мало? Ты подумай, у нас не будет ни хорошей квартиры, ни прислуги, ни экипажей, мы должны переселиться на круглый год, то есть на зиму и лето, в крошечный домик в деревне — единственный, который уцелел от всего нашего громадного состояния; наша жизнь должна измениться совершенно: я не могу больше дарить тебе ни дорогих игрушек, ни нарядных платьев…

— Во всем этом я не вижу никакой беды, — перебила Соня, не выпуская из своих рук руку матери и продолжая смотреть на нее с любовью. — Уверяю тебя, мы можем жить точно так же хорошо и в маленькой квартире, как в большой; вместо того, чтобы ездить в экипаже, будем ходить пешком, учителей и гувернанток не нужно, ты сама такая умная и так много знаешь, что вполне можешь заниматься со мною… Вот одно жаль, придется отказать повару, а он готовил такие вкусные пирожные!

Марья Николаевна улыбнулась сквозь слезы и молча продолжала слушать девочку, которая долго еще говорила на эту тему и всеми силами старалась убедить мать, что несчастье их вовсе не так велико, как ей кажется. Сначала Марья Николаевна ее слушала рассеянно, или, вернее выразиться, даже совсем не слушала, но затем, мало-помалу, начала соглашаться и в тот же день поспешила сделать распоряжение относительно продажи лишних вещей, экипажей и даже отказала некоторой прислуге.