В общем, как выжили – самим непонятно.

Но к концу года уже пошли первые деньги – не бюджетные, а заработанные.

Если Артемьев был человеком карьеры, то Губкин был человеком дела.

А это принципиально разные вещи.

Студенты при Губкине перестали митинговать и дискутировать, а отправились учиться горному делу самым что ни на есть настоящим образом – выполняя заказы реального сектора экономики.

О своей стратегии развития вуза он рассказывал на 10-летии МГА:

«…Академия не могла рассчитывать на отпуск достаточных средств, так что нужно было думать самим об изыскании этих средств. Эта задача была чрезвычайно трудная, и Академия ее разрешила, став на путь увязки своей работы с промышленностью. Она сумела своей работой заинтересовать промышленность, сделаться для нее необходимой и получила от промышленности необходимые средства для своего оборудования. Прежде всего, эта увязка произошла по линии нефтяной промышленности… За пять лет с 1923/1924 по 1927/1928 уч. год по госбюджету мы получили 1250 тыс. рублей, по спецсредствам мы получили 1750 тыс. рублей… Мы получили за эти пять лет от нефтяной промышленности около 1147 тыс. рублей. Помог нам еще в материальном отношении ВСНХ, отпустив за последние годы около 648 тыс. рублей. По связям с промышленностью активно работали все факультеты и институты Академии».

И действительно – работали все. Как я уже говорил, горняки составили проект разработки железорудных залежей в Курской губернии, геодезисты занимались нивелировкой и тахеометрической съемкой местности, отведенной под устройство «Международного Красного стадиона» и работами по нивелировке аллеи от Нескучного сада до Ленинских гор в Москве. Во второй половине 1920-х годов при горном факультете вообще хорошо развернулось проектное бюро, по заказам крупных трестов выполнявшее проекты оборудования и проходки рудников. Геологи в 23-24 годах под руководством академика А.Д. Архангельского делали ряд крупных проектов – больше всего на Курской магнитной аномалии, но также в Челябинске, Вятке, Брянске, Крыму и даже на Сахалине.