Миша[248] говорит; это не типично для СССР. Да, но с такой экономикой вторую войну не выиграть.
Потом пришел Завьялов[249] и чудесно настроил и отрегулировал рояль. Работал 9 часов и взял — увы, 12 рублей.
Потом я пробую писать — не получается. Живу от известия к известию о космонавтах. Передачи бессодержательны и неинтересны. У нас не умеют просто рассказывать правду. Никак не доберешься, когда вылетел Попович[250], и никаких данных. Зато отец благодарит партию и инженеров за то, что они помогли его сыну стать космонавтом.
Я рад, что мог устроить больному сыну хороший обед. Индейка, мороженое, вечером цветная капуста. Он на глазах поправляется, и это важнее любой linea.
В старости у меня делается обостренное восприятие и усиливается впечатлительность. Рецепция есть вид продуктивности. Если так, моя жизнь продуктивна, ибо я живу в сфере высокого.
Завьялов необыкновенно мягко и нежно играл Чайковского. Шопена, Шуберта, Римского-Корсакова. Мое существо растворяется в звуках.
15.VIII.[1962].
Читаю Золя и вновь восхищен. Он и Диккенс — величайшие гении прозы двух народов и двух характеров. И не в натурализме дело, а в таком мастерстве, какого никогда не было и не будет (кроме Толстого и Чехова). Le ventre de Paris[251]. Как описана колбасная или торговля фруктами и овощами, это не сделать никому. И в этом вся сила. А не в том, что скверная полиция арестовывает хорошего человека, фантазера революции. Франция описана неверно, клеветнически, но Золя — гений, и ему прощаешь его похабство, доходящее до комического. Получен оттиск моей статьи: ответ Рыбакову[252]. Это одна из самых лучших моих работ. Вдруг оказалось, что я
15.VIII.62.
Я вступаю в полосу деятельной жизни. Созерцательность придает жизни и всему человеческому существу глубину. Она излучается наружу. Я люблю тихих, созерцательных людей.
Но сейчас надо и хочется
1) Сделать корректуру для Путилова[253]
2) Ответить Ольге Николаевне[254]
3) Написать Макогоненко[255]
4. Позвонить в изд<атель>ство
5. Заказать в ПБ
6. Побывать в Русском музее
7. Простирнуть белье