Светлый фон

11 строфа. «Жил он будто заключен» исправлено в строго заключен. Иллюзия заключения заменена подлинным заключением, что усиливает значение. «Влюбленный» заменено через «безмолвный». Влюбленность не то же, что любовь. Рыцарь не влюблен в Марию, а охвачен глубочайшей любовью. И опять ритм: вместо «и влюбленный и печальный» — «все безмолвный, все печальный» — темп замедляется, все усиливается.

будто строго

12 строфа. «С кончиной сражался» нехорошо потому, что только что была речь о сражении с мусульманами. Умирая, он не сражается. Насколько лучше «Между тем как он кончался». Вместо «бес лукавый» теперь «дух лукавый». Опять ослаблено все, что касается церковной стихии и терминологии. Впрочем, бес дальше все же остался. Получается хорошо: дух, а этот дух есть бес. Идея: вся любовь рыцаря есть любовь греховная, что видно дальше. Так думает бес. Пушкину не нравится «утащить он в свой предел». «Утащить» звучит слегка вульгарно. Заменено на «сбирался бес тащить уж в свой предел». Ритмически строфа пострадала. Слово «уж» совсем недостойно Пушкина. Словесная затычка.

сражается

13 строфа. Грех рыцаря в понимании лукавого духа: любовь к Божьей Матери внецерковная и не религиозная. И другое: не постился и не молился. Пушкин всюду подчеркивает этот внецерковный характер, внерелигиозный характер любви рыцаря.

14 строфа. Конец напоминает Фауста: греховный человек осужден с точки зрения логики дьявола: ist gerichtet. И голос с неба: ist gerettet[291]. Пречистая принимает своего паладина в царство вечно. Рифма «сердечно» заменена словом «конечно». По-моему, и то и другое нехорошо. «Сердечно» напоминает «но муж любил ее сердечно». Пушкин убирает это, но «конечно» придает концу какой-то земной, обычный смысл. «Конечно!»

1.II.[1965].

Сегодня будет трудный день.

Вчера отдыхал, читал Пушкина.

Но не отдохнул. Ночью перебои, аритмия, бессонница.

Сегодня без всякого вдохновения должен работать систематически и беспощадно.

На рояли играл хорошо — почти выучил совсем чисто играть моцартовское andante.

Утренние часы самые лучшие.

В послеобеденные работать трудно — можно только играть приятное, кое-как.

Wenn ich ihr vorspielen könnte, würde ich alles sagen, durch Schubert und Mozart, und dann bedarf es keiner Worte[292].

2.II.[1965].

Обсуждение Шептаева. Как обычно — хвалят. Я выступаю с полным разносом. Подготовил тон. В прежние времена я был бы резок и насмешлив. Сейчас я выработал себе дружественный тон. Спрашиваю на ухо Гусева: «Я его не обидел?» Гусев делает большие глаза. «Что вы? Вы были очень мягки». Шептаев уходит, ни с кем не прощаясь, кроме меня. Жмет мне долго руку и выражает свою благодарность.