В это время между дневными и ночными условиями ощущалась большая разница. Ночью, в сильный мороз, под резкими порывами холодного ветра, мы при любой работе то и дело останавливались и отогревали окоченевшие пальцы.

Утром, ужиная, спокойно сидели на санях, и, заполняя дневники или метеорологический журнал, иногда даже — подумать только! — вытягивали голые ноги на снегу, правда ненадолго.

Как же это не похоже на наше зимнее путешествие!

Теперь, в начале лета, я не переставал восхищаться тем, в каких прекрасных условиях мы идём по Барьеру. Ведь наша тройка уже забыла, что палатка бывает тёплой, а спальный мешок сухим. Противоположные впечатления так въелись в кровь и мозг, что искоренить их мог только новый опыт.

«День жаркий, удушливый; снег слепит глаза. Забываешь, что температура низкая (-22° [-30 °C]). Припоминаются залитые солнцем улицы, нагретые его лучами мостовые, а между тем не далее как 6 часов тому назад большой палец на моей ноге едва не был отморожен. Обо всех таких неудобствах, как мёрзлая обувь, сырая одежда и сырые спальные мешки, нет и помина»[181].

«День жаркий, удушливый; снег слепит глаза. Забываешь, что температура низкая (-22° [-30 °C]). Припоминаются залитые солнцем улицы, нагретые его лучами мостовые, а между тем не далее как 6 часов тому назад большой палец на моей ноге едва не был отморожен. Обо всех таких неудобствах, как мёрзлая обувь, сырая одежда и сырые спальные мешки, нет и помина»[181].

Конечно, наивно было предполагать, что мы пройдём ветреные места близ Углового лагеря, не угодив в непогоду.

Выметенная штормом поверхность здесь улучшилась, пони легко везли свою тяжёлую кладь, но на следующей стоянке мы заметили, что небосвод на юго-востоке заволакивается тучами, и почти тут же потянул ветер. Поспешно построили защитные стенки для лошадей^{115}, а к концу ужина ветер уже задувал с силой в 5 баллов (утро 6 ноября, лагерь 4). Весь день продолжалась умеренная метель, но ночью ветер ужесточился до 8 баллов, снегопад также усилился.

В такую погоду идти невозможно. К утру пурга чуть стихла, пришли Мирз и Дмитрий с двумя собачьими упряжками и поставили палатку за нашей. Это соответствовало намеченной схеме движения, по которой собаки выходят позднее нас, но нагоняют, так как передвигаются быстрее лошадей.

«Пурга и позёмка вынуждали нас снова и снова выкапывать из сугробов лошадей и делать им убежище от ветра. Воздвигнутые нами стенки служили надёжной защитой, но сани, подпиравшие их по бокам, на концах были полностью погребены под сугробами, а палатку, стоявшую у наветренной стороны укрытия, сотрясал отражаемый им ветер и заносил снегом выше входа. После полудня снегопад прекратился, но позёмка продолжала мести. Снэтчер разнёс копытами часть защитной стенки перед собой, Джию тоже лягался больше обычного. Все пони имели довольно жалкий вид: несмотря на защиту, они с ног до головы были покрыты заледеневшим снегом, и сорвать его удавалось лишь с большим трудом»[182].