Тюмень, мое сердце, Тюмень...

Тюмень, мое сердце, Тюмень...

Великие снега лежат на земле. Ослепительно белые оттого, что снег падал почти всю ночь, хотя накануне геологи совсем было обрадовались весне. Мастер провожал в поселок экспедиции последнюю машину, с трудом добравшуюся на буровую по сильно осевшему зимнику — привозили тормозные колодки.

— Дойдешь? — спросил он шофера после того, как тот забрал обратный груз.

— Пробьюсь. Вы-то как? Праздник, значит, будете здесь встречать.

— Сто три метра осталось пробурить, — ответил мастер и не добавил больше ни слова. Скважина у них была сложная, и он знал, какие это трудные метры.

Машина тронулась. Мастер невольно сделал несколько шагов следом и вдруг остановился: куда же это я? Весной хорошо расставаться, весной нас всех тянет вдаль...

Он повернул и пошел обратно. Издали буровая выглядела безмятежно. Мерно постукивали дизеля, на самой высоте верховой, продуваемый всеми ветрами, ловко захватывал трубы, вдали дымились паром первые проталины на речке Салым.

Мастерский балок выделялся антенной. Исаченко зашел к себе, связался по рации с экспедицией, еще раз подтвердил: осталось сто три метра. Главный инженер экспедиции Липатов озабоченно спросил:

— Бурение к празднику закончите?

— Ты же знаешь наших ребят.

Липатов в свое время работал помощником у Исаченко.

— Знаю, — сказал он и сквозь сухой треск в наушниках мастер услышал, как тот облегченно вздохнул. Они все тоже переживают за их 184-ю.

Ах, Салым-Салым, кусочек земли родимой. Сколько тут пройдено, сколько пережито. Исаченко глядел на тайгу за окном и вспоминал, как они впервые приехали сюда.

Он тут в Правдинской экспедиции с шестьдесят шестого, когда всходила яркая звезда знаменитого Фармана Салманова, работавшего здесь начальником экспедиции. Исаченко в семьдесят третьем закончил курсы буровых мастеров. Он сколачивал бригаду, и дело это оказалось, пожалуй, самое трудное за все время его рабочей жизни. И часто вспоминал слова первого наставника Макарова Андрея Борисовича: «Всегда надо понимать человека. Он же человек». При этом Макаров многозначительно поднимал палец. И ничего больше не говорил, не резонерствовал.

Понять — вот пойми его. Первый раз пришли забуриваться тут неподалеку, рядом с нанайским селением — того нет, это не успели подвезти, балки не расставили. Пришлось идти за помощью в сельсовет.

— Ладно, — сказал председатель, — живите пока в сельсовете.

Так и жили несколько ночей. А главное — дело стоит, и еще стоят морозы градусов под пятьдесят. Несколько человек не выдержали, уехали в поселок. А твердые остались. Многие из них и теперь рядом. Эти надежные. На той, его первой на Салыме скважине, ой как тяжело пришлось. А это — тридцать третья. Надо же такое число, да еще скважина вон какая на редкость сложная и трудная.