Вечером сидели у дяди Сафония Кузьмича, и тот скупо рассказывая о своем житье-бытье, все возвращался к Денису:

— Ай да молодец ты, Денис. Вот отец бы порадовался, будь жив. Сам он был столяром первостатейным. Никто лучше его не мог сладить колесо для брички, или дугу, или там бочку под капусту. А посуду какую мастерил? И вот что интересно. Помнится, один раз солонку соседская старуха Ситникова просила сделать. Ну, он ее вырезал, а не отдает, держит у себя. Бабка ему — Иван, давай, мол, солонку. А он — нет, погоди, ее ж еще лучше можно сделать, а то неказистая будет, люди спросят — кто делал? Вершинин!

Вот так. Что солонка? Ей в те поры цена-то копейка. А он во как!

Интересно б найти ту солонку, подумалось Вершинину. Да где там, сколько лет прошло.

И еще подумалось — вот, выходит, корни-то откуда. В войну, когда они уже жили в Горьком, отец работал обрубщиком в литейном цехе на автозаводе, а Денис учился в ремесленном училище, послали их троих из ремесленного в цех к станку. Не хватало токарей. Точили снаряды. Неплохо справлялись. А были у них в заначке победитовые резцы для чугуна. Денис предложил:

— Хлопцы, а ежели резцы эти применить?

— И так с нормой справляемся.

— Будем же больше давать.

Ребята ни в какую. Как это, без разрешения? Но Денис уже загорелся и остановиться не мог. В конце смены пришел мастер и за голову схватился, увидев гору деталей:

— Ну напахали!

— Так лучше ж хотели.

— Лучше — уметь надо. Чем измеряли?

Денис смущенно показал самодельную скобу — штангеля не было. Вызвали контролера из ОТК, проверили. Все по размеру. Тогда-то получил он первую в своей жизни награду — хлопчатобумажный костюм, бушлат с сияющими молоточками в петлицах... М-да, а ведь тогда Денис ничего не знал про отцовскую солонку...

Взяли отца на фронт.

— Гляди тут, — наказывал он Денису, — за старшего остаешься.

Не думал и не гадал Денис, что через три месяца придет в дом похоронка, из которой станет известно, что отец погиб на Курской дуге...

Через год, окончив училище, Денис Вершинин пришел в цех кузнечно-прессовых штампов и встал у токарно-винторезного станка. Мы с ним были в этом цехе.

— С того самого дня я тут, почитай, сорок лет. Можно сказать, не сходя с места. Впрочем, нет. Станок мой вначале вот тут стоял —в двух метрах. — Вершинин смеется. — Выходит, за все эти годы я продвинулся всего на два метра.

Но это же, конечно, шутка. Далеко в жизни продвинулся Денис Иванович Вершинин.

Казалось бы, на первый взгляд монотонная однообразная работа — ровно гудит станок, бежит сверкающая стружка. И так изо дня в день, сорок лет в одном цехе, на одном месте. Вот мы часто говорим — творческий труд, вдохновение, поиск, горение. А какое тут вдохновение, если перед тобой несколько смен подряд одна и та же деталь, и ты уже механически привычно проделываешь одни и те же отточенные до автоматизма движения. Есть, конечно, ремесло. Человек им овладел в совершенстве, он делает свое дело мастерски, добросовестно, добротно, но не больше. Суть характера Дениса Вершинина другая. Он все хочет делать лучше. И потому ему работа не в тягость.