Светлый фон

— Но это еще не вся кривая загогулина чеченской заварухи, — Москаленко поднялся, устав от беседы. — Читай вслух вот эту статью «Распутинщина конца века» Михаила Чеснокова.

И он вручил ему газету «Советская Россия». Тот монотонно начал читать:

«Когда в стране возникает действительно экстремальная ситуация, в которой у Ельцина нет возможности диктовать свою волю с позиций силы, он теряется и уходит в тень, предоставляя возможность другим действовать с тем, чтобы потом свалить на них ответственность. Так было, например, вовремя чеченской войны, которую Ельцин как президент и Верховный командующий сам развязал, а потом, когда выяснилось, что блицкриг не удался, растерялся и отстранился, наблюдая за событиями как бы со стороны, практически ничего не решая и не вмешиваясь. Но подобранная Ельциным по своему образу и подобию команда тоже, естественно, ничего не могла сделать, и в результате — позорное поражение, которое ярко высветило, до какого состояния Ельцин довел армию, мишенью ныне как морального, духовного стремления, так и финансирования. Одна из самых ярких и фантастических черт нынешней власти — коллективная безответственность. В стране падают самолеты и взрываются дома, бешеными темпами растет преступность, но никто за это не отвечает. В декабре 1994 года Россия начинает широкомасштабную войну в Чечне, которая длится два года, заканчивается бесславным поражением, в которой погибают многие десятки тысяч людей, но, как обычно, неизвестно, кто принимал решение, кто в этом виноват, и, как обычно, никто за это не отвечает…»

— Ну что, пора по домам, — первый заметил Лозовский, устроив мягкие потягушечки. — Благодарю за радушный прием. Насладился беседою вдоволь. Разрешите пригласить Вас на очередной раунд?

— Безусловно.

Попрощаться вышла Лидия Игнатьевна.

— В полночь я должна выглядеть, как в полдень. Встречать гостей, развлекать их.

Они раскланялись…

…Москаленко с юности любил читать, писать, когда асе уже заснуло, замерло. Жизнь тогда наполнялась своим вечным живым дыханием. Сейчас — в ночной тишине — он чувствовал его острей, чем когда-либо. Вот звякнули парадная дверь жилого дома, видимо, кто-то приперся поздновато к род ному очагу… Вот под кронами деревьев пронеслась какая-то птица — ты явственно слышишь взмахи крыльев… Но ощутимее всего слышишь стук своего сердца. Никогда оно еще не было таким речистым, как в тихую ночь… «Читай, читай, дружок, о пакостях земных…» И Иван Михайлович с упоением перечел исповедь инженера Александра Трубицина из Зеленограда об Александре Македонском и Борисе Чеченском и 38 снайперах: