Видит жена-побледнел Иван Михайлович, потный, по лицу капли текли, запрокинул голову, и вместо глаз только щелки.

— Знаешь, чем пахнут региональные конфликты? — спросил Иван Михайлович и сам себе ответил: — И какое пламя может взорваться? Ну, прежде, на Кавказе их четыре. Ильяс их выделил: «Чечня-Ингушетия. Географическая близость и этническое родство приводят к тому, что конфликты, их последствия и динамика мирного процесса в Чечне оказывают сильное влияние в Ингушетии (и наоборот). Дагестан-Чечня. Ваххабистские движения, действующие в обеих республиках, и мобилизация конфликтных групп на основе существующих трансграничных этнических связей могут оказывать серьезное дестабилизирующее влияние на ситуацию в Дагестане. Южная Осетия-Северная Осетия-Ингушетия-Чечня. Нерешенный территориальный спор между Северной Осетией и Ингушетией, сопровождающийся межэтнической направленностью, может повторно разжечь вооруженный конфликт и вовлечь в него экстремистов из Чечни и южной Осетии. Обострение отношений между Грузией и Южной Осетией может спровоцировать появление новых потоков беженцев в Северную Осетию. Грузия-Абхазия — адыгские народы. Обострение грузино-абхазского конфликта может резко осложнить обстановку на Кавказе. В конфликт могут быть вовлечены экстремистские элементы со всего Северного Кавказа, что придаст ему более широкий масштаб и неизбежно приведет к обострению отношений между Россией и Грузией. Другие формирующиеся конфликтные системы связаны с неурегулированными территориальными спорами по региону. Эти споры обострились (например, включение Адыгеи в состав Краснодарского края, передача части восточных районов Ростовской области Калмыкии, деление земельных наделов осетин и ингушей, части территории Чечни и Ставрополья и т. д.) по мере реализации планов по укрупнению субъектов федерации, провозглашенных федеральным центром в 2005 году, что может спровоцировать возобновление требований со стороны пострадавших от сталинской депортации народов Северного Кавказа, которые пытаются использовать любые реформы в сфере административного устройства и управления для возвращения утраченных в результате репрессий территорий. В этой ситуации федеральный центр в качестве механизма повышения эффективности антикризисного управления предлагает изменение отношений между федеральными и региональными органами власти. Если ранее они строились на основе системы политического диалога и политики невмешательства во внутренние отношения и борьбу региональных элит (в обмен на достаточно свободно понимаемую лояльность Москве), то сегодня выстраивается система прямого подчинения федеральному центру. Но управлять возникающими кризисами трудно из-за крайне высокого уровня коррупции региональной власти. Последовательное усиление центра над регионом путем приведения местного законодательства в соответствие с федеральным и последующим введением нового порядка избрания глав субъектов (утвержденных местными парламентами) основано на традициях жесткого центризма. С нашей точки зрения, опасность такого подхода прежде всего в том, что федеральный центр сможет обеспечить управление и контроль над сложным и нестабильным регионом, «де-факто» делегируя этот контроль наиболее мощным региональным клановым образованием, подверженным, в свою очередь, «клановой коррупции». Это может привести к росту разочарования и апатии в обществе и породить скептическое отношение к власти как к институту глубоко коррумпированному, неспособному обеспечить безопасность, социальную справедливость и защиту интересов граждан?!..»