Я был знаком с Игорем Ростиславовичем еще до своего второго ареста по делу о журнале «Вече». Буквально за считаные дни до своего задержания в ноябре 1974 г. мы беседовали с ним о судьбе России. Когда уже во время моего многомесячного следствия протоиерей Александр Мень заявил иностранным корреспондентам, что издававшийся Осиповым машинописный журнал «Вече» был шовинистическим и антисемитским, академик Шафаревич опротестовал столь выгодное для КГБ заявление. Но опубликовать это разъяснение в зарубежной русскоязычной печати удалось не сразу. Либералам очень не хотелось поправлять своего «эксперта». Позже Игорь Ростиславович дал интервью германскому корреспонденту «Франк-фуртер альгемайне» (1978 г.), в котором выразил удивление большим отличием в реакции Запада на процесс диссидента Орлова от полного замалчивания других политических процессов – Талантова, с поразительным мужеством выступившего против массового закрытия церквей в начале 60-х годов, социально-христианского союза ВСХСОН, редактора бесцензурного журнала Осипова. «Совсем другое дело процесс Орлова, – сказал Шафаревич, – заявления министров и президентов, резолюция американского конгресса и прения в английском парламенте, непрекращающиеся статьи в западной прессе…» В другом телеинтервью радиокомпании Би-би-си, 26 октября 1977 г., Шафаревич напомнил: «Когда Хрущев начал новое гонение и на Церковь и за 1–2 года было закрыто более половины всех православных храмов, против этого поднял голос митрополит Николай – в то время второе лицо в церковной иерархии после Патриарха. Немедленно он лишился своего положения, контакты с ним стали для приезжающих иностранных церковных деятелей затруднительны, а вскоре и вовсе невозможны. Скоро он скончался». Я напомню, что митрополит Николай – один из трех иерархов, с которыми беседовал в сентябре 1943 года Сталин, решивший изменить прежний богоборческий курс на как бы лояльное отношение к Церкви. Читая Судоплатова, специалиста по особым операциям НКВД, я пришел к выводу, что кончина митрополита Николая была запрограммирована Хрущевым, человеком, ничуть не менее беспощадным, чем, скажем, Берия. В том же интерью Шафаревича говорилось о епископе Гермогене, также выступавшем против вмешательства властей в церковные дела. Епископ Гермоген лишился своей епархии и был направлен в Жировицкий монастырь. Более 10 лет он находился в условиях строжайшей изоляции, «и я не слыхал, – сказал Шафаревич, – чтобы на Западе об этом были запросы, печатались статьи в газетах или создавались комитеты».