Ильин учит: «искрения религиозность есть вернейший и глубочайший корень правосознания» (с. 450). В пику современным глобалистам звучат следующие слова философа: «у всякого народа своя особая «душа», и помимо нее его государственная форма непостижима. Потому так нелепо навязывать всем народам одну и ту же штампованную государственную форму» (с. 451). По мнению Ильина, с детства необходимо прививать людям уверенное чувство, что они признаются СУБЪЕКТАМИ ПРАВА, что они призваны к самообладанию и самоуправлению и что государство уважает их и доверяет им. «Правосознание воспитывается в людях, а не предполагается готовым…» (с. 452). И только политические верхогляды воображают, будто народам можно навязывать их государственное устройство, будто существует единая государственная форма, «лучшая для всех времен и народов». «И нет ничего опаснее и нелепее, как навязывать народу такую государственную форму, которая не соответствует его правосознанию (например, вводить монархию в Швейцарии, республику в России…» (с. 453–454).

Монархическому правосознанию, считает Ильин, свойственна потребность ОЛИЦЕТВОРЕНИЯ государственного дела, совершенно не свойственная для республиканского правосознания. «Единство народа требует зрелого, ОЧЕВИДНОГО, духовно-волевого воплощения: единого центра, лица, персоны, живого единоличного носителя, выражающего правовую волю и государственный дух народа» (с. 457). Одно лицо олицетворяет сразу власть, государство, отечество и весь народ в целом. «…Христианская религия, даровавшая миру откровение живого Бога, на много веков оживила потребность олицетворять и созерцать воочию государственную власть». Поэтому далеко не случайно «за последние два-три века (18, 19 и 20-й) кризис христианства и кризис монархической государственности идут рука об руку» (с. 460).

Чтобы понять сущность монархического олицетворения, надо все время иметь в виду его религиозную природу. Монархическому правосознанию, учит Ильин, «присуща склонность воспринимать и созерцать государственную власть как начало СВЯЩЕННОЕ, РЕЛИГИОЗНО ОСВЯЩАЕМОЕ и придающее монарху особый, высший, религиозно осмысливаемый ранг, тогда как для республиканского правосознания характерно вполне земное, УТИЛИТАРНО-РАССУДОЧНОЕ восприятие и трактование государственной власти» (с. 462). И далее: «От созерцания Бога и от молитвы инстинкт самосохранения очищается и одухотворяется, в нем пробуждается СОВЕСТНОЕ ПРАВОСОЗНАНИЕ, он постепенно делается дисциплинированным, мудрым, покорным, вплоть до готовности умолкнуть и согласиться на личную смерть во имя дела. Это относится и к НАЦИОНАЛЬНОМУ инстинкту самосохранения» (с. 463). Каждый человек хочет жить, инстинкт самосохранения в людях чрезвычайно силен. И тем не менее под влиянием веры в Бога, созерцания Бога и обращения к Нему этот сильнейший инстинкт способен сжаться, погаснуть и уступить место готовности умереть за великую идею, прежде всего за Богом установленную идею. Религиозное восприятие монархической власти, подчеркивает Ильин, отмечается историей на протяжении тысячелетий и к тому же во всех странах света. По тысячелетней традиции Царь есть верховный священник и вероучитель, ибо в нем самом живет божественное начало. Преподобный Иосиф Волоцкий прямо утверждал «Царь убо естеством подобен всем человеком, ВЛАСТИЮ же ПОДОБЕН есть высшему Богу» («Просветитель», Слово 16). И поскольку