Смысл появления машины и ее победоносного движения совсем не тот, что представляется на первый взгляд. Смысл этот – духовный, а не материальный. Сама машина есть явление духа, момент в его пути. Обратной стороной машинизации и материализации жизни является ее дематериализация и одухотворение. Машина может быть понята, как путь духа в процессе его освобождения от материальности. Машина разрывает дух и материю, вносит расщепление, нарушает первоначальную органическую целостность, спаянность духа и плоти. И нужно сказать, что машина гибельна не столько для духа, сколько для плоти. Машинность, механичность культуры распыляет плоть мира, убивает органическую материю, в ней отцветает и погибает органическая материя, родовая материальная жизнь. Старый органический синтез материальной, плотской жизни в машине приходит к концу. Рост техники во вторую половину XIX века – одна из величайших революций в истории человечества. Что-то надломилось в органической жизни человечества, и началось что-то новое, все еще не до конца осознанное и опознанное. Быть может, после этой войны будет лучше понятно, что случилось с человечеством после властного вступления машины в его жизнь. <…> этот переход от органичности дерева, от благоухающей растительности к механичности машины, к мертвящей искусственности должен быть пережит и прожит религиозно. Чтобы воскреснуть, нужно умереть, пройти через жертву. И переход от органичности и целостности к механичности и расщепленности есть страдальческий, жертвенный путь духа. Эта жертва должна быть сознательно принята. Через нее лишь достигается свобода духа. Машина есть распятие плоти мира, вознесение на крест благоухающих цветов и поющих птиц. Это – Голгофа природы. В неотвратимом процессе искусственной механизации природа как бы искупает грех внутренней скованности и вражды. Природный организм должен умереть, чтобы воскреснуть к новой жизни. И вот чудовища – машины умерщвляют природную органическую целостность и косвенно, мучительными путями высвобождают дух из природной связанности. Сделался шаблонным в религиозной мысли тот взгляд, что машина умерщвляет дух. Но глубже та истина, что машина умерщвляет материю и от противного способствует освобождению духа. За материализацией скрыта дематериализация. С вхождением машины в человеческую жизнь умерщвляется не дух, а плоть, старый синтез плотской жизни. Тяжесть и скованность материального мира как бы выделяется и переходит в машину. И от этого облегчается мир.

Вот в таких взлетах и скачках мысли – от фантазии о преодолении пола к утверждению духовного смысла машины – лучше всего, острее всего ощущается смелость мысли Бердяева, действительная его философичность. Это еще один парадокс этого в высшей степени парадоксального мыслителя: полет в какие-то надбытийные выси, максималистская фантастичность – с одновременным проникновением в смысл происходящего, минутно-конкретного, вместе фантастичность и трезвость мысли. И вот самое для нас сейчас важное: ведь картина, нарисованная здесь Бердяевым, вот в этих его суждениях о преодолении пола и в гимне машине, – это же и есть нынешняя наиреальнейшая реальность. Бердяев предвидел и уже в сущности описал наступление техногенной эры, когда человек и его орудия стали значимым и едва ли уже не первенствующим фактором космической эволюции. Тут действительно осуществляется преодоление природы – и даже в поле. Пол коренным образом расщепился, функция деторождения перестала быть его единственным содержанием и его монополией. Отсюда парадоксальный факт, который Бердяева как раз бы и не удивил, он его предвидел: превращение гомосексуалиста в культурного героя нашего времени. Гомосексуализм в контексте современной культуры стал знаком и символом этого преодоления, сверхприродных содержаний жизни современного человечества.