В первой своей книге «Флейта Марсия», да в сущности во всех других, Бенедикт Лившиц был поэтом парнасского, так сказать, склада, умелым и холодноватым классицистом – и вот именно эта сторона его стихотворчества заставляла читателей и критиков вспоминать о Мандельштаме периода «Камня». Но под влиянием Бурлюка и Хлебникова он объявил себя футуристом.

В чем тут было дело, объясняет все тот же незаменимый М. Л. Гаспаров. У него есть две работы – «Бенедикт Лившиц: между стихией и культурой» и вторая «Петербургский цикл Бенедикта Лившица». Гаспаров исходит из того бесспорного факта, самим Лившицем растолкованного в мемуарах, что он хотел внести в новую русскую поэзию приемы кубистической живописи. И вот тут на короткое время он утратил весь свой «классицизм». В футуристических сборниках стали появляться такие его тексты, как «Тепло» и «Люди в пейзаже». Стоит процитировать кое-что из второго:

Долгие о грусти ступаем стрелой. Желудеют по канаусовым яблоням, в пепел оливковых запятых, узкие совы. Черным об опочивших поцелуях медом пуст осьмигранник и коричневыми газетные астры. Но тихие. Ах, милый поэт, здесь любятся не безвременьем, а к развеянным облакам. Это правда: я уже сказал. И еще более долгие, оцепленные былым, гиацинтофоры декабря.

Долгие о грусти ступаем стрелой. Желудеют по канаусовым яблоням, в пепел оливковых запятых, узкие совы. Черным об опочивших поцелуях медом пуст осьмигранник и коричневыми газетные астры. Но тихие. Ах, милый поэт, здесь любятся не безвременьем, а к развеянным облакам. Это правда: я уже сказал. И еще более долгие, оцепленные былым, гиацинтофоры декабря.

Гаспаров пишет, что этот текст похож на картины аналитического кубизма, выхватывавшего из изображаемых гитар, газет и бутылок отдельные детали, связанные самым произвольным образом. Вот так же Лившиц разрушает словосочетания, порядок грамматического согласования слов. «Люди в пейзаже» сразу же завоевали скандальный успех, над Лившицем всячески измывались газетчики. Вот что, например, написал самый культурный из них – Корней Чуковский:

Напрасно насилует себя эстет и тайный парнасец г. Бенедикт Лившиц, совершенно случайно примкнувший к этой группе. Шел бы к г. Гумилеву! На что же ему, трудолюбцу, «принцип разрушенной конструкции»! Опьянение отличная вещь, но трезвый, притворившийся пьяным, оскорбляет и Аполлона и Бахуса.

Напрасно насилует себя эстет и тайный парнасец г. Бенедикт Лившиц, совершенно случайно примкнувший к этой группе. Шел бы к г. Гумилеву! На что же ему, трудолюбцу, «принцип разрушенной конструкции»! Опьянение отличная вещь, но трезвый, притворившийся пьяным, оскорбляет и Аполлона и Бахуса.