Играя, переливаясь в лучах, глотая прохладу нездешней лазури, она летит над прозрачными реками, холмами в изумрудных кустарниках, над Эльбрусом в белой сванской шапке, над коварным, словно черкес, Казбеком, над обманщиком Тифлисом, млеющим в сладкой дымке базарных харчей, над Севаном и Эриванью, над желтой молчаливой пустыней в ломаных бесконечных линиях сгинувших в песках безымянных жизней. Через горы, через пыль барханов. Туда, где солнце — золотой динар и небо из чистейшей бирюзы. Где реки словно изумруд и горы из лазоревых сапфиров. Туда, где древние стоят мечети, великие, как тот, кому они в моленье тянут минареты, кому поют азаны голосами муэдзинов. К тебе они взывают, о любовь моя.

Туда, где наслажденья бесконечны, где жизнь богата и изысканно-красива, словно узорчатый ковер Тебриза, словно цветные стекла эндеруна, где день за днем и век за веком лежит персидский шах, с пушистой бородой до самых глаз, в шелках и золотой парче, вкушает яства, пьет вино и пригубляет чистый мед любви из драгоценной чаши наслаждений. О звезда моя, о возлюбленная моя.

И каждый день, из века в век, бьет барабан, ревет зурна и глухо стонет трепетный кеман. Три девы в шелковых вуалях, три гурии покорно исполняют пред шахом танец страсти. Кружатся, извиваются, переливают гибкими руками, звенят браслетами и серебром улыбок. Но среди них есть лишь одна, прекрасная, и юная, и бледная. О ней тоскует трепетный кеман. О ней страдает сердце падишаха. Она танцует, прикрыв лицо вуалью и обращая руки к небу, будто молит о пощаде. Танцует и парит, не чувствуя земли, не ведая земного притяженья. Все выше она, все ближе к небу. И вот становится прозрачным перышком — и птичка с желтым хохолком и красной грудкой подхватывает и несет его к холодным звездам, что под рыданья старого кемана день ото дня, из века в век луне слагают вирши о любви и страсти. Богом избранная, Богом воспетая, рисунок творца, звезда звезд, с душой расстаюсь, когда о тебе мечтаю. Жизни жду от тебя. Ты любовь моя.

Послесловие. Возвращение

Послесловие. Возвращение

Анна Листер скоропостижно скончалась 22 сентября 1840 года в Кутаиси или Зугдиди или где-то в дороге. Об этом ни слова в дневнике — он затих 11 августа, в Джгали, скверной деревушке, пораженной, как и все вокруг, лихорадкой. Врачи боролись за жизнь Анны — вливали микстуры, хинин, делали припарки, пускали кровь. Все тщетно. Они лишь констатировали смерть, наступившую «в результате горячки». Возможно, это была малярия.

Энн Уокер перевезла тело подруги в Кутаис. Вероятно, ей помогали хорошие знакомые — генерал Головин и генерал Брайко, московские влиятельные лица, петербургский соплеменник, лорд Кланрикард, лондонский юрист Бродрик… Она писала кому-то обращения, подписывала какие-то бумаги, что-то объясняла, куда-то ездила, ей пришлось забальзамировать тело Анны, терпеливо оформлять накладные, готовить его к перевозке, к последнему посмертному вояжу. Все это жуткое, черное время Энн как-то держалась, пыталась не потерять почву под ногами, не соскользнуть в пропасть горя и безумия. Она мужественно добралась до Москвы, забрала оставленные там личные вещи и карету. В феврале 1841 года была в Шибдене. Тело Анны переправили из Кутаиса в турецкий Трапезунд, оттуда — в Константинополь. Весной оно прибыло в Англию.