Новым оказываются масштабы государственного насилия, а значит, способ его организации – фабричный, промышленный, технологичный. Это означает, что произошло стирание границ, барьеров между разными институциональными сферами. «Рационалистическое» или «научное» обоснования решения социальных (человеческих, моральных) проблем прикладывается для обоснования решений и практик, отвечающих целям и идеологическим интересам диктатуры (или ее отдельных ведомств), свободных от традиционных этических, религиозных или правовых ограничений. Другими словами, для снятия комплексов, порожденных травмами догоняющей модернизации, используются средства, которые сами по себе усиливают эти травмы. Понимание иллюзорности и несбыточности достижения тех благ, которые развитые, «модерные» страны получили в ходе длительного процесса развития их институциональной системы, непрерывного ее усложнения, вызывает сильнейшее ресентиментное неприятие тех ценностей, которые инициировали саму модернизацию. Получается замкнутый круг – жесткость системы господства становится фактором возникающих проблем, связанных с ее неадекватностью человеческим отношениям, становящихся все более многообразными.

Но именно поэтому тоталитарные режимы, если брать длительные периоды времени наблюдения, таят внутри себя неизбежные противоречия и нестабильность, угрозу катастрофы (военного поражения или внутреннего переворота) и собственный крах. Их узким местом оказывается персональный характер власти (на всех уровнях, но прежде всего на высшем), не сочетающийся с задачами форсированного (догоняющего) развития. Модернизация требует других размерностей времени, других форм социальной организации, наличия институциональных механизмов воспроизводства социальных отношений, а здесь этого нет. Харизматическому лидеру не может быть эквивалентов и замены, как определял этот тип господства Вебер, отсюда проблема рутинизации (институционализации) харизмы, превращения ее в традицию или бюрократическую структуру), а значит, изменение характера интересов ближайшего окружения диктатора и нижестоящих уровней бюрократии. Периодически возникающие критические точки в эволюции тоталитаризма объясняются невозможностью выработки механизмов упорядоченной (правовой) смены, передачи власти[258].

По отношению же к СССР общая концепция тоталитаризма как террористического режима (тематика Большого террора, организация партии-государства, деятельность НКВД – КГБ) дополняется или конкретизируется тезисом о функциональной специфике этого режима – об идеологии форсированной милитаристской модернизации или закрытого репрессивного «военно-промышленного общества», о людях, живущих сознанием конфронтации с остальным миром и постоянной угрозы нападения извне. Но из-за этого анализ своеобразия институциональной его структуры постепенно замещался проблематикой холодной войны и противостояния двух мировых систем. Такой сдвиг интерпретаций советского коммунизма может объяснять быструю утрату интереса историков к теории тоталитаризма сразу после распада СССР.