Вальс — по преимуществу волновой танец. Разбираемая песня (Inf. XXVI) начинается количественным (квантитативным) союзом quante — видимо, М. то ли чисто ассоциативно, то ли в качестве намеренного скрытого каламбура связывает его с квантовой механикой, ср.: «Дант может быть понят лишь при помощи теории квант» («Разговор о Данте. Первая редакция», гл. II), тема современной физики эксплицитно представлена в следующем же предложении. Слово «вальс» М., возможно, уловил в фонетике начальных строк этого сравнения, где повторяется звуковой комплекс vl в: villan (крестьянин), vallea (долина) и затем в рассказе Одиссея: folle volo («шальной полет» в переводе Лозинского). Итал. onda ‘волна’ не содержит фонетического комплекса vl, так что М. развивает фонетические ассоциации «вальса» уже на своем «родном наречии».

Даже отдаленное его подобие было бы невозможно в культуре эллинской, египетской, но мыслимо в китайской — и вполне законно в новой европейской. (Этим сопоставлением я обязан Шпенглеру.) Такого соображения о вальсе у Шпенглера найти не удалось, видимо, М. имеет в виду самую логику шпенглеровского построения (непосредственно связанную с главным достижением и пафосом его книги — демонстрацией относительности каждой культуры и их несводимости одна к другой): то, что возможно в культуре древнего Египта, немыслимо в Китае или Америке.

...прислушивание к волне, которое пронизывает всю нашу теорию звука и света, всё наше учение о материи, всю нашу поэзию и всю нашу музыку. Завершение цикла, начатого в гл. I, ср.: «Смысловые волны-сигналы исчезают, исполнив свою работу; чем они сильнее, тем уступчивее, тем менее склонны задерживаться». Здесь «волны» не только метафорически обозначают лейтмотив, возвращающуюся тему, но и отсылают к современной физике; сплетение этих двух смыслов — в последних словах: «пронизывает... всю нашу музыку». Сама тема физики (волновой теории, учения о материи и т. д.) здесь, видимо, лучше всего объясняется гипотезой Ю. Левина о том, что в «Разговоре» М. излагает собственную натурфилософскую концепцию (102, с. 142–149).

VI

Они кружились в календаре, делили сутки на квадранты. Квадрант — четверть, в частности, четверть круга. Ср., напр., в Хронике современника и биографа Данте Дж. Виллани: «так повторяется и каждые тридцать лет, а иногда и по квадрантам, в зависимости от благоприятного или вредного расположения планет» (Виллани Дж. Новая хроника или история Флоренции. М., 1997. С. 524). Переводчик М. А. Юсим комментирует: «Квадрант — четвертая часть окружности, охватывающая 3 созвездия зодиака. Четыре квадранта соответствуют четырем временам года». М., вероятно, мог также ассоциировать это слово через французское quadrant с близким по звучанию cadran ‘циферблат’, cadran solaire ‘солнечные часы’, ср. «Cadran solaire на Меншиковом доме» в ст-нии Ахматовой «Ленинград в марте 1941», ниже в гл. VII «Разговора» появятся «бездумные солнечные часы». Циклическое представление о времени, в частности о годовом цикле (календаре) характерно для традиционных культур, у Мандельштама оно отозвалось, напр., в словах: «Крепкий румяный русский год катился по календарю» («Шум времени»).