– Если они делают это сознательно, то я восхищаюсь их политикой, но, возможно, это такие интуитивные бессознательные действия, и в таком случае можно только сказать, что интуиция тут у них работает хорошо.
А что касается реальных опасностей… Вот, например, внедрение генов устойчивости к пестицидам и инсектицидам в культурные растения – это погоня за короткими деньгами, я это не одобряю, хотя меня никто не спрашивает. Почему это плохо? Потому что эти гены могут быть перенесены за счет обычных скрещиваний в диких сородичей этих растений и тогда мы получим устойчивые сорняки. Плюс к этому мы совершено не гарантированы от того, что не получим все эти пестициды и инсектициды себе на обеденный стол. Летчик сельхозавиации, который должен распылить эти вещества на миллионы гектаров, порой сваливает их где-нибудь в овраге под кустом – человеческий фактор! И, конечно, когда некая новая составляющая попадает в организм, обмен веществ которого отработан долгой эволюцией, здесь возможно всякое, у потребителя могут аллергические реакции возникать. Формально все это должно тщательно проверяться. То есть, во-первых должны быть отработаны такие схемы модификации, которые бы не позволяли генам «перебегать» из культурных растений в дикие. И, конечно, вся продукция должна проходить огромное количество всяких проверок – на аллергенность, на токсичность, на тератогенность, на мутогенность… Но в реальности эти проверки далеко не всегда проводятся… Так что, когда люди заболевают раком, истоки заболевания установить вроде как и невозможно. А это весьма вероятно при отсутствии реальных проверок продукции.
– Очень может быть. Похоже на правду.