То же самое относится и к использованию ею различных прилагательных и выражений, четко отсылающих к декадансу: «порченые плоды»,
Особенно интересный компонент получившегося колдовского зелья — это религиозный пыл, окружающий понятие лесбийства. Помимо уже приведенных примеров, здесь вспоминается еще и письмо, вошедшее в книгу «История Мэри Маклейн», где автор говорит о своей лесбийской страсти так, словно речь идет о некоем духовном опыте. Она пишет, что в этой дружбе заключена «и безумная страсть, и поклонение, и очарование, и обожание», «и есть крошечный алтарь в покоях моей души, где на сине-золотом блюде курятся сладкие благовония»[2012]. Здесь видится явная параллель тому «культу» лесбийской любви, о котором Рене Вивьен писала в столь же явно религиозных выражениях — и тоже связывала ее с откровенным сатанизмом. И все же представляется крайне маловероятным, что юная Мэри Маклейн, жившая в Бьютте, знала что-либо о Вивьен, — тем более что большинство ее произведений были напечатаны уже после выхода в свет книги американки. Скорее всего, эти переклички объясняются некоторой общностью тогдашней культурной среды по обе стороны океана, где — несмотря на очевидные огромные различия между Бьюттом и парижскими богемными кругами — носились похожие феминистские идеи и наблюдалось некоторое единство в понимании культурного канона: Сапфо, Байрон, Бодлер и так далее.