Это объяснение почти не оставляет места для сомнений, даже учитывая иной культурный климат той эпохи в отношении подобных вопросов, суть которого сводилась попросту к их отрицанию. Однако в рецензиях и статьях, опубликованных вскоре после выхода книги, мало что указывает на то, что кто-либо из их авторов видел в этих пассажах проявление лесбийских наклонностей (во всяком случае, никто не выказывал желания поговорить на эту тему)[2000]. Лиллиан Фадерман, которая объясняет популярность произведений гомоэротической направленности в начале 1900‐х годов отчасти влиянием книги Маклейн, вышедшей в 1902 году, крайне скептически высказывалась о возникшей тенденции ссылаться на различия между викторианской эпохой и нашей собственной, чтобы начисто отмахнуться от мысли, что в рассуждениях вроде процитированных выше вообще мог содержаться именно тот смысл, который мы увидели бы там сегодня:

Современные критики завели обыкновение объяснять подобные заявления, в которых явно речь идет об однополой любви, просто риторикой и сентиментальностью той эпохи, отказывая, таким образом, говорящему в подлинности чувств… Вне всякого сомнения, автор желал убедить читателя в том, что его персонаж испытывает определенное сильное чувство (которое в ту эпоху разрешалось выразить и которое в иную эпоху, пожалуй, ее вынудили бы утаить)[2001].

В другом, более раннем разборе Фадерман утверждала, что подобную «привязанность невозможно отличить от романтической любви», однако подчеркивала, что при этом в тексте Маклейн нет ни малейших намеков на предосудительность таких отношений или на то, что ее чувства следует «объяснять греховностью или болезнью»[2002]. Последнее замечание довольно важно: ведь если бы в обществе господствовали тогда такие взгляды на подобную любовь, Маклейн не упустила бы шанса громко и радостно объявить эту любовь порочной. В ту пору в США еще не произошла патологизация лесбийства, а когда это случилось, это сразу же отразилось и в произведениях Маклейн — особенно в ее последней книге, с которой мы вскоре познакомимся[2003].

Притом что в ранних газетных публикациях о Маклейн гомосексуальность напрямую не упоминалась, изредка все же проскальзывали довольно прозрачные намеки на нее. В интервью 1902 года Маклейн «признается в одной странной и безумной страсти — в своей любви к бывшей школьной подруге» (предположительно, подразумевается Корбин, хотя она была не одноклассницей, а учительницей), сказав, что «теперь считает ее своей тайной возлюбленной»[2004]. Даже в эпоху, когда люди были менее склонны к тому, чтобы видеть в таких однополых привязанностях гомосексуальность, само определение, которое писательница дала своему чувству, назвав его «странной и безумной страстью», отчетливо указывает в нужную сторону.