— Но попытка Николая оказалась менее убедительной, чем попытка Ивана Грозного. Николай находился в противоречивой ситуации. С одной стороны, он бы лидером многонациональной империи, взывавшей к историческому наследию Древней Руси; с другой — стремился внедрять чуждую западноевропейскую культуру.

В 1833 г. министр образования граф С.С. Уваров разослал государственным служащим циркуляры, в которых предписывалось «проводить воспитание людей в духе самодержавия, православия и народности»^{473}. Первые два лозунга утверждали самобытность России, третий же был данью Европе. Николаевская «народность» была бледным отражением французского послереволюционного национализма.

Идеологическая триада «самодержавие, православие, народность» не была беспроблемной. Один из столпов — Православная церковь была слишком слаба, слишком зависела от государства, для того чтобы играть самостоятельную роль. В любом случае непонятно, каким образом на лозунг «православие» должна была реагировать почти половина населения страны, исповедовавшая другие религии.

Второй из столпов — «народность» — был еще более проблематичен. Неужели под этим подразумевалось, что русский народ, как и Православная церковь, играл какую-то роль в легитимации монархии? Конечно, нет! И если русский народ был опорой империи, то почему тогда так много немцев среди высших государственных чиновников Российской империи?

Только третий столп — «самодержавие» — не вызывал никаких сомнений. Он был приемлем для большинства николаевских подданных, невзирая на вероисповедание или этническую принадлежность. В их глазах царь был верховным правителем, помазанником Божиим, милостивым к преданным подданным и суровым к злоумышленникам.

Такой образ царя народ принимал с энтузиазмом. Вплоть до 1905 г. самодержавие было единственной истинной отличительной чертой Российского государства, тем связующим звеном, которое объединяло довольно пеструю и ветхую структуру империи. Вот почему монархи и высшие государственные чиновники так рьяно держались за нее.

Основу самодержавия составляла армия. Она была главным законообразующим институтом монархии. До тех пор, пока русская армия одерживала победы на полях сражений Европы и Азии, право царя на управление государством не вызывало сомнений. Кроме того, блестящая внешность и моральные устои армии были символом дисциплинированной и преданной службы, которую царь хотел видеть в каждом из своих подданных. Николай I говорил об армии: «Здесь порядок, строгая безусловная законность… никто не приказывает, прежде чем сам не научится повиноваться; никто без законного основания не становится впереди другого; все подчиняется одной определенной цели, все имеет свое назначение»^{474}.