* * *

При том что упорство и изобретательность людей искусства, о которых я написал, достойны всяческого восхищения, их явно недостаточно, чтобы справиться со столь масштабной проблемой. Это не значит, что люди плохо стараются, или что эти старания бессмысленны. Однако корень проблемы – политика технологических гигантов, ведущая к демонетизации контента и перераспределению дохода его создателей в пользу дистрибьюторов. Вот что следует изменить, если мы хотим найти по-настоящему действенное решение.

Практически все, с кем я это обсуждал, выступают за пересмотр DMCA, Закона об авторском праве в цифровую эпоху, принятого, чтобы привести данную область законодательства в соответствие с современными реалиями (именно на этот закон ссылалась Эллен Зайдлер, заполняя тысячи жалоб на пиратские ссылки для скачивания ее фильма.) В 1998 году, когда сочиняли DMCA, Google было пять недель от роду, YouTube еще не существовал, Марк Цукерберг только пошел в среднюю школу, а до запуска Napster оставался еще год. Закон попросту не был рассчитан на борьбу с пиратством в тех масштабах, которые оно вскоре приняло.

Процедура удаления файлов должна отбивать охоту выкладывать их вновь. Нарушителями авторских прав должны заниматься суды мелких тяжб, чтобы не только медиакорпорации, но и сами артисты могли подать иск о возмещении ущерба. Добросовестное использование авторских материалов (например, цитирование в научных целях или пародирование) должно оставаться в изначально обозначенных рамках, как бы ни старались их расширить корпорации вроде Google. В 2019 году Европейский союз принял очень важный закон, который, как поясняет газета New York Times, требует, чтобы платформы заключали лицензионные соглашения с музыкантами, писателями и другими лицами до размещения контента, – то есть фактически именно на них теперь возложена ответственность за борьбу с неправомерным использованием авторских материалов. Аналогичная норма должна появиться и в Соединенных Штатах Америки.

Но перечисленные меры эффективны только для защиты авторских прав. Есть проблема посерьезнее: платформы-монополисты обладают подавляющим преимуществом в борьбе за ценообразование. Прежде всего, ценовая политика, как правило, совершенно непрозрачна. Часто мы не знаем, сколько именно платят платформы, поскольку они не обязаны нам об этом рассказывать. Именно поэтому суммы отчислений за потоковое воспроизведение музыки (0,44 цента на Spotify, 0,07 цента на YouTube) взяты с потолка, как и отчисления за прочитанные страницы в Kindle Unlimited (детище Amazon, аналог Spotify – только для электронных книг). Создателям контента не предоставляют даже минимально необходимой информации, на основе которой те могли бы вести переговоры, – а именно, о прибыли, которую извлекает сервис. Каков годовой доход YouTube? Мы не знаем, потому что он является частью Google. Сколько зарабатывает Kindle Unlimited? Amazon умалчивает. Но даже если бы мы располагали этой информацией, вряд ли платформы пошли бы на диалог. Эллен Зайдлер отметила, что ее по-настоящему беспокоит то, что со стороны этих монополистов за стол переговоров не спешит никто. «Напротив, – сказала она, – авторов очерняют, причем весьма последовательно. Нам не дают вставить ни слова. Это борьба Давида с Голиафом».