Ямочки Митры и многозначительная улыбка Азин указывали, что одной вежливостью там дело не ограничилось. Что, спросила Саназ? Он даже некрасивый. Можно сказать, даже страшненький, добавила она, прищурившись. Увалень, что ли, спросила Ясси? Да нет, просто не очень хорош собой, но как человек очень приятный, добрый и учтивый. Брат все смеется над ним, а мне, знаете, иногда даже хочется встать на его сторону. На днях он сказал, что тут, в Иране, нельзя носить футболки или пойти поплавать. Когда он ушел, братец стал его передразнивать и говорить: какой ловкий новый метод соблазнения, а моя глупая сестрица как раз из тех, кто клюнет на эту удочку.

Подошел официант. Я заказала кофе-глясе, взглянула на Манну и добавила: а попозже принесите нам всем кофе по-турецки. С тех пор, как моя мать повадилась угощать нас этим кофе, мы полюбили гадать на гуще. Манна и Азин соперничали за право предсказывать наши судьбы. В прошлый раз мне гадала Азин, и я обещала Манне, что в следующий раз будет ее черед.

Официант ушел, и Азин прошептала: хочу его сфотографировать. Отвлеките его, девочки, а я быстро его щелкну. И как это сделать, спросила Манна? Хочешь, чтобы мы в тюрьму пошли за флирт с этим дряхлым старикашкой?

Официант принес заказ, Азин подняла камеру и стала подавать знаки Ясси, сидевшей рядом; она делала вид, что наводит камеру на меня и на стену. А можно мне кофе без сахара, сказала Ясси? Не знаю, обычно мы сахар добавляем сразу, недовольно ответил официант. Щелкнул затвор; он резко обернулся на звук, с подозрением взглянул на наши невинные лица и ушел. Не знаю, что получится, сказала Азин; увидим. На фотографии он стоит надо мной, но его лицо повернуто к Ясси; мы видим только его подбородок. Безголовый торс слегка согнут, в одной руке у него пустой поднос; мы с Ясси смотрим на него, а я вцепилась в запотевший стакан, словно боясь, что его в любой момент у меня отнимут.

Позже я показала отснятые за несколько недель фотографии своему волшебнику. Когда уезжаешь, возникает странное чувство, призналась я. Как будто ты будешь скучать не только по людям, которых любишь, но и по себе, той себе, какой являешься сейчас, в этой точке во времени и пространстве; ведь прежней ты уже не будешь никогда.

Официант принес кофе в маленьких разноцветных чашечках. Мы пили и рассуждали о том, как сложно быть писателем в Иране – так много хочется сказать, а нельзя. Я посмотрела на часы; я опаздывала. Пусть Манна погадает мне на гуще, и я пойду, сказала я. Запишу каждое слово, добавила я, взяв карандаш и дневник и приготовившись писать; вся ответственность за мою судьбу на тебе. Помнишь, что Кэри Грант сказал в том прекрасном фильме – слово как упущенный шанс, улетит – не поймаешь.