Несмотря на все компромиссы и недостатки всеобъемлющего соглашения, оно стало убедительным доказательством того, что многого можно добиться дипломатическими средствами. Мы начали действовать на начальном этапе работы администрации Обамы, основываясь на предварительных шагах, сделанных в конце срока правления администрации Джорджа Буша – младшего. Сначала мы убедились в серьезности намерений иранцев, вступив с ними в прямой диалог. Затем мы приложили усилия для создания широкой коалиции и добились принятия набора более жестких санкций. Важнейшую роль сыграла наша готовность непосредственно участвовать в переговорах и предлагать творческие решения. Это заставило иранцев занять оборонительную позицию, лишила их предлога, под которым они могли бы бездействовать, и усилило нашу коалицию. Когда Тегеран проявил неготовность и неспособность двигаться вперед, у нас появились основания для организации мощного экономического давления на Иран. А когда угроза для американского военного превосходства, едва маячившая на горизонте, начала становиться реальностью, наша решимость любым средствами гарантировать, что Иран не сможет создать ядерное оружие, стала еще тверже.

Когда наше давление на Иран достигло критических показателей, нужно было действовать, иначе мы рисковали утратить контроль над ситуацией. Санкции оказали такое мощное воздействие на Иран, потому что носили международный характер. Их поддержали практически все представители мирового сообщества – хотя некоторые, может быть, и неохотно. Когда в Иране пришли к власти Рухани и Зариф, стремящиеся изменить образ Ирана и представить его прагматичным и вызывающим симпатию игроком, для дипломатии настало время серьезного испытания. Ключевой вопрос заключался в том, согласится ли Иран взять на себя достаточно серьезные долгосрочные обязательства в обмен на ослабление санкций и возможность ограниченного обогащения урана. Без согласия на выполнение серьезных обязательств и строгие меры контроля ни о каком соглашении не могло быть и речи, но в то же время, если бы мы настаивали на полном отказе от обогащения ядерного сырья, мы бы тоже ничего не добились. Как однажды сказал нам Арагчи, гражданская ядерная программа, включая обогащение урана, была «предметом национальной гордости иранцев, их полетом на Луну».

Вопреки прогнозам противников ядерного соглашения, предрекавшим, что иранцы нас обманут, в течение первых нескольких лет после подписания «Совместного всеобъемлющего плана действий» и инспекторы МАГАТЭ, и представители американского разведывательного сообщества неоднократно подтверждали, что Иран соблюдает свои обязательства. В результате ослабления санкций экономика Ирана не была окончательно разрушена. Соглашение лишило иранский режим возможности утверждать, что причиной тяжелого экономического положения большинства иранцев является внешнее давление, а не хроническое неумение управлять страной, коррупция и нерациональное использование ресурсов. Массовые протестные выступления летом 2017 г. показали, что позиции клерикального руководства в Тегеране не так уж прочны. Как и опасался Верховный руководитель во время переговоров по ядерной проблеме, соглашение не сгладило, а, наоборот, сделало более заметными недостатки иранского режима.