Пий XII изучал протокол заседания кардиналов в течение трех дней. Можно представить, что он долго обсуждал его с Тардини и Мальоне, проанализировал самую его суть и высказал ряд глубоких суждений относительно выработанной стратегии. Он добавил несколько заключительных поправок и приказал отправить ноту со следующим комментарием:
19 февраля 1943 года Бюро оттачивало последние практические и формальные детали ноты43. Предполагалось, что она будет отправлена монсеньору Орсениго, нунцию в Берлине, который должен будет передать ее г-ну фон Риббентропу, министру иностранных дел Третьего рейха. В итоговой версии ноты, подписанной кардиналом Мальоне, все цитаты были переведены на немецкий язык и всякий раз, когда упоминалось название какого-либо города по-итальянски, приводился также его немецкий вариант. Это в очередной раз показывало, что в сложившихся обстоятельствах Святой Престол пытался сохранять максимальную дипломатичность и вежливость.
43Наконец кардинал Мальоне сел за свой письменный стол, чтобы внести последние штрихи. Он снова перечитал текст объемом в пять страниц, заявил, что тот готов, и приказал напечатать его на разных языках44 и немедленно отправить монсеньору Орсениго в Берлин с указанием доставить его получателю, т. е. министру фон Риббентропу45.
44 45Можно представить, какие противоречивые чувства обуревали монсеньора Орсениго, когда он направлялся в министерство, чтобы передать ноту барону фон Вайцзеккеру, германскому статс-секретарю. Должно быть, он ощущал смесь тревоги и надежды – тревоги, так как он очень хорошо знал менталитет нацистов; надежды, потому что нота была настолько четкой и лишенной двусмысленности, что не могла не произвести действия. Фон Вайцзеккер принял ноту и пообещал Орсениго передать ее министру фон Риббентропу 15-го числа46. Каково же было удивление Орсениго, когда 17 марта его вызвали в кабинет фон Вайцзеккера! Статс-секретарь встретил его улыбкой, а затем произнес фразу, произведшую эффект разорвавшейся бомбы: несмотря на данное обещание, он не передал ноту. Орсениго передал в Рим дальнейшее содержание разговора. Фон Вайцзеккер сказал: