Рассуждения украинских иерархов усугубили раздражение патриарха, писавшего в очередной грамоте, что те „силлогизмами и аргументами токмо упражняются". „Един ответ токмо хотим от вас иметь, - прямо писал Иоаким, - а именно: последуете ли всеконечно восточной Христовой церкви о пресуществлении?" Мысль патриарха, что „церковь - это я", звучала в этой грамоте особенно откровенно, а поиски истины прямо рассматривались как ересь, за которую „отступников" следовало отлучить и проклясть. Понимая, видимо, что угрозами украинских иерархов сломить затруднительно, Иоаким одновременно предпринял обходной маневр через константинопольского патриарха (которому до недавнего времени номинально подчинялась Киевская митрополия).
Он решил использовать обратившегося к нему за помощью константинопольского экс-патриарха Дионисия. В оплату за услуги патриарх московский потребовал от того „писать и запрещать малороссам тяжко… чтобы не имели в презрении духовную власть". Дионисий получил из Москвы текст своих будущих грамот к царям, патриарху Иоакиму и украинским архиереям вместе с инструкцией, „как подобает действовать". Согласно инструкции, грамоты из Константинополя должны быть составлены „якобы на соборе", „писать же подобает, якобы от самого себя пишете, услышав о таком новом учении… а не яко я (Иоаким. - А. Б.) писал вам и возвестил сие". В случае правильного выполнения инструкции греческий „авторитет" получал от московского патриарха 50 золотых; „если же не отпишете со всяким прилежанием, как подобает, - восприимете… от страшного Судии".
Переписка с Константинополем наглядно раскрывает истинное отношение „мудроборцев" к грекам (у которых только в 1685 году была куплена Софьей и Голицыным Киевская митрополия). Легенда о „греческих учителях православия" служила оправданием духовной диктатуры патриарха московского и его приближенных. Свой „символ веры" Иоаким, кстати, откровенно изложил еще в 1664 году, когда его „допрашивали о вере" перед поставлением в архимандриты московского Чудовского монастыря. „Я, государь, - сказал будущий патриарх царю, - не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальники, то и готов творить и слушать их во всем!" [34]
Последующая деятельность Иоакима подтвердила его верность изложенному кредо. Ученик Никона стал жестоким его преследователем и в то же время - верным последователем. Он настоял на зверских казнях „соловецких сидельцев" после подавления восстания в монастыре. Указные статьи Иоакима 1685 года узаконили по всей стране массовые пытки и сожжения „инакомыслящих" христиан. Он же проявил немалую изобретательность в попытках „оградить" духовных лиц от светской юрисдикции. Патриарх пытался уничтожить введенное указом царя Федора Алексеевича служилое платье западного типа, запретить европейскую живопись и медицину. Личные качества Иоакима, безусловно, способствовали обострению кризисных явлений в русской православной церкви, „верхи" которой все более теряли авторитет по мере противодействия прогрессивным тенденциям в развитии Российского государства [35].