Что русские, когда иностранные дипломаты и журналисты, впервые прочитав эту книгу в сталинской России, поняли благодаря ей, что это за страна, в которую их занесло. Кстати, новый перевод книги Кюстина был сделан в 1951 году женой будущего американского посла в Москве, а бывший посол Джордж Кеннан написал предисловие к ее следующему изданию:
«Россия 1839 года Кюстина оказалась великолепной — возможно, даже лучшей — книгой о России Сталина и неплохой книгой о России Брежнева… Как же объяснить эту странную аномалию, когда кошмар 1839 года становится реальностью 1939 года и полуреальностью 1979-го?»
Маркиз де Кюстин написал книгу о рабстве, о тотальном рабстве целой нации, а не только о крепостных, которые, согласно концепции маркиза, есть «рабы рабов», потому что их хозяева тоже рабы, но рабы придворные: «русские дворяне — те же рабы». Мало того, Кюстин идет еще дальше и утверждает, что русские все, от мала до велика, опьянены рабством, гордятся и кичатся своим рабством, что русский абсолютизм согласуется с духом нации, которая сплошь состоит из немых:
«Здесь движутся, дышат только по приказу, поэтому все так мрачно и имеет такой принужденный вид… Русское правление — это дисциплина военного стана, заменившая порядок гражданской общины, осадное положение, ставшее нормальным состоянием общества».
А коли русские рождены для рабства, то им никогда не выйти из тюрьмы, что бы они ни делали, — таков малоутешительный вывод этой знаменитой книги.
Мы помним, с каким упоением узнавания и болью читали мы эту книгу. Нам казалось, что она на все времена, что скептицизм маркиза де Кюстина относительно России, увы, выдержал проверку временем — сначала русская, а потом советская история подтвердила его тяжелую тягостную правоту. Именно это ощущение исторической беспросветности и было, пожалуй, главной причиной нашего отъезда.
Но вот мы снова ходим по московским улицам, стоим в очередях, слышим предельно откровенные и нелицеприятные для Кремля реплики, наблюдаем здешние демонстрации и митинги, узнаем о политических требованиях бастующих шахтеров — какие же это рабы? Не только Кюстин, но и Чехов оказался не прав — раба надо выдавливать из себя не по капле, как он писал, а выливать из себя рабство ведрами, что на наших глазах в стране и происходит — как на общенародном, так и на индивидуальном уровне. А по капле раба из себя не выдавить — пока выдавливаешь одну каплю, скапливаются новые.
Друг Монтеня Ла Боэси сочинил гениальный трактат о добровольном рабстве, а его соотечественник маркиз де Кюстин написал три столетия спустя книгу о добровольцах-рабах в России. Понадобилось еще полтора столетия, чтобы вся невыгода рабства стала очевидна даже таким закоренелым рабам, как герои книги Кюстина о России — от николаевской до брежневской. Но вот к России 1990 года, какой мы ее увидели спустя 13 лет, — уж и не знаем, как ее назвать, горбачевская? нет, скорее все-таки, судя по демонстрациям и умонастроениям, ельцинская — так вот, к этой проснувшейся России концепция добровольного рабства больше не подходила, безнадежно устарела.