Но даже при таких условиях возникал вопрос: была бы деятельность Еврейского агентства более эффективной, будь оно независимым от Сионистской организации и от влияния сионистских партий зарубежных стран? Дело заключалось в том, что эти партии по-прежнему продолжали продвигать своих людей на ключевые позиции в исполкоме Еврейского агентства и обеспечивать статус наибольшего благоприятствования тем проектам абсорбции в Израиле, которые пользовались поддержкой их собственной партии. Бен-Гурион как чувствовал, что дело кончится именно этим, и потому, приступая к реализации проектов, имеющих особое значение для страны, он старался по возможности действовать в обход Еврейского агентства. Израильские государственные облигации, инвестиционные фонды, немецкие репарации, частные пожертвования университетам — эти источники имели для него особое значение, и Еврейское агентство никак не должно было в это вмешиваться. Более того, он всячески старался не допускать руководителей Еврейского агентства к принятию важных решений на государственном уровне. Чем сильнее и увереннее в себе становилось еврейское государство, тем заметнее уменьшалась роль Еврейского агентства как органа, принимающего решения (не связанные со сбором средств) и тем больше оно превращалось в место почетной ссылки для отставных сионистских политиков стран диаспоры и вышедших на пенсию публицистов.

Интересно также заметить, что по окончании Шестидневной войны жесткое и решительное определение Бен-Гуриона, данное им сионистскому “партнерству”, стало предметом особого внимания со стороны израильтян, принадлежавших к самым различным политическим и социальным категориям. Оказавшись перед неотложной необходимостью увеличить число репатриантов для заселения новых территорий и охраны новых границ, израильские лидеры заговорили о новой алие как о моральном долге сионистов во всех странах диаспоры. Так, на Двадцать седьмом Сионистском конгрессе, проходившем в Иерусалиме зимой 1971 г., израильская делегация и ее сторонники активно продвигали резолюцию, обязывающую лидеров иностранных сионистских организаций взять на себя личную ответственность за увеличение числа репатриантов из их стран. Несколько американских делегатов (представлявших на конгрессе Гадасу и ряд других организаций), на которых такого рода максимализм произвел крайне неприятное впечатление, предупредили об опасности раскола в сионистском движении, если эта резолюция не будет исключена из повестки дня. В конечном итоге голосование было отменено, но требования стимулировать репатриацию, облекаемые, впрочем, в формулировки идеологического характера, продолжали звучать все настойчивее. К тому же после объединения Иерусалима все громче стали звучать высказывания религиозных деятелей, утверждавших, что недалек приход Мессии и что, соответственно, должно начинаться массовое возвращение евреев со всего мира в Иерусалим. Настойчивость и энергичность такого рода заявлений не могла не быть принята к сведению евреями диаспоры.