Эффект этого заявления был ошеломляющим. Исмаил Фахми[295], министр иностранных дел Египта, немедленно подал в отставку. Джимми Картер смешался и не нашел что сказать. Первая реакция Белого дома, выразившаяся в несколько растерянной поддержке инициативы Садата, последовала лишь несколько дней спустя. Впрочем, не меньшую растерянность проявил и Бегин — хотя он-то как раз сумел собраться и тут же направил (через посольство США в Тель-Авиве) официальное приглашение египетскому лидеру посетить Израиль и выступить в кнесете, назначив дату 20 ноября. Садат немедленно ответил согласием (через посольство США в Каире). Правда, перед этим, 16 ноября, он посетил Дамаск, чтобы разъяснить ситуацию Хафезу Асаду, но это была пустая трата времени. Сирийский лидер объявил по этому поводу день национального траура, и его чувства разделяли во всех странах арабского мира. В Израиле же, на фоне всеобщего естественного возбуждения, началась подготовка к визиту. Была приглашена первая группа египетских представителей, чтобы незамедлительно приступить к работе по обеспечению мер безопасности. Десять тысяч израильских полицейских были приведены в состояние полной готовности. Врачи в больницах дежурили в режиме неотложной помощи, и были сделаны запасы крови для переливания — с учетом групп крови Садата и его сопровождающих. Военные оркестры срочно разучивали египетский национальный гимн.

И наконец, 19 ноября 1977 г., в субботу к вечеру, Садат отбыл в Израиль. После того как президентский самолет вошел в воздушное пространство Израиля, почетный эскорт из четырех израильских истребителей сопровождал его до аэропорта имени Бен-Гуриона. Миллионы израильтян у телеэкранов смотрели, как египетский президент и его сопровождающие шли по красному ковру, под звуки артиллерийского салюта наций, обмениваясь рукопожатиями с израильскими государственными деятелями. Потом президентский кортеж направился в иерусалимскую гостиницу “Царь Давид”. На следующее утро египетская делегация молилась в мечети Аль-Акса, где их тепло приветствовали видные представители иерусалимской арабской общины, а затем прибыла в Яд ва-Шем[296], Мемориал Катастрофы европейского еврейства (который, согласно протоколу, посещают все высокие гости Государства Израиль). Наконец, вскоре после полудня, президент Египта торжественно прибыл в кнесет — под звуки фанфар, приветствуемый долгими, несмолкающими аплодисментами.

В ходе своей сорокаминутной речи Садат подчеркнул широту задач своей миссии. Мы говорим не о начале переговоров относительно заключения сепаратного мира между Израилем и Египтом, уточнил он, но о мире между Израилем и всеми его арабскими соседями. При этом Садат особо отметил важность полного отвода израильских сил с контролируемых территорий. Закончил он свое выступление предложением, которое народ Израиля хотел услышать в течение тридцати лет: “Со всей искренностью я говорю: мы хотим, чтобы вы жили здесь в безопасности… Я заявляю всему миру, что мы хотим жить с вами в постоянном мире, основанном на справедливости”. После продолжительных аплодисментов на трибуну поднялся Бегин, который тепло поблагодарил гостя, но при этом подчеркнул, что Иерусалим никогда больше не будет разделен, как не будет Западный берег превращен в государство Организации освобождения Палестины. Премьер-министр также пригласил всех “законных” выразителей чаяний арабского народа, живущих в “Земле Израиля”, встретиться с ним и президентом Садатом для свободной дискуссии. Нельзя сказать, что Садат был потрясен таким ответным словом. Впрочем, вечером этого дня, в ходе доверительной беседы, они с Бегином достигли согласия по как минимум двум ключевым позициям: война “исключается” как средство решения спорных вопросов, а Египет восстанавливает свой суверенитет над Синайским полуостровом. Заверив друг друга в том, что их встречи продолжатся в ближайшее время, Садат и Бегин на этом закончили беседу. На следующий день, 21 ноября после полудня, Садат вернулся домой.