Как, например, следователь, какими бы ресурсами он ни располагал, может докопаться до истины того, что случилось двадцатью годами ранее в затемненных спальнях домика в пригороде, когда дочери Джея готовились ко сну? Как от присяжных по прошествии десятилетий можно ожидать, что они ответят на все вопросы, на которые необходимо получить ответы, чтобы полностью постичь печальную историю этой семьи? Не думаю, что подобное возможно сделать достаточно объективно. Как мне кажется, лучшее, на что мы можем рассчитывать, – это то, что присяжные узнают из предоставленных им доказательств достаточно, чтобы ответить, уверены ли они на основании полученной информации, что подсудимый виновен во вменяемом ему уголовном преступлении? Требовать от уголовного процесса чего-то большего, утверждать, будто реструктуризация системы с целью увеличения полномочий государственного аппарата упростит процесс поиска чистенькой, гладенькой объективной истины, – это уже не просто амбициозно. Это чистой воды надувательство.

Возможно, именно поэтому на протяжении всей эволюции нашей судебной системы мы никогда явно не называли истину нашей путеводной звездой. Начиная от конфронтационного процесса, когда частный обвинитель, которому помогали магистраты, стравливался с представляющим себя самостоятельно обвиняемым, и заканчивая состязательным поединком между двумя юридически подкованными уполномоченными представителями, мы никогда не исходили из стремления повысить вероятность раскрытия истины в споре. Вместо этого каждое постепенное изменение – право быть представленным в суде адвокатом защиты, право адвокатов опрашивать свидетелей и обращаться к присяжным, правила исключения доказательств, право на бесплатную юридическую помощь – было направлено на достижение равенства сторон. На постепенное выравнивание весов, перевес в которых изначально был на стороне государства.

И хотя поиск объективной истины, как по мне, является уж слишком амбициозной затеей, с защитой личной свободы человека наша система, как мне кажется, справляется весьма неплохо – когда она работает должным образом, конечно. Косвенно признавая ограниченные возможности уголовного расследования и вместо этого задавая механический процесс, призванный выдать вердикт, который, благодаря согласованной справедливости системы, мы готовы назвать правосудием, мы демонстрируем скорее прагматичный, а не пораженческий настрой.

У меня и в мыслях не было утверждать, будто наша система правосудия в ее нынешней форме безукоризненна. Возможностей для совершенствования тут предостаточно. Помешательство на том, чтобы свидетель давал свои устные показания лично в суде, к примеру, как по мне, полный анахронизм, больше подходящий для времен, когда свидетелю не приходилось ждать суда месяцами, если не годами. В гражданском праве свидетель дает свои полные показания заранее и приходит на суд лишь для перекрестного допроса, касающегося их содержания. Я считаю, что это бесспорный компромисс, благодаря которому в качестве основного доказательства выступает самая «свежая» версия событий… Показания истцов в делах о сексуальном насилии записываются на видео в полиции. Если расширить подобную меру на всех свидетелей, то это не даст противоположной стороне использовать угасающую четкость воспоминаний свидетеля в своих интересах.