Они сошли с крыльца — он в перетянутой портупеей тужурке, в начищенных сапогах, она в лиловом платье и белых лакировках, и тут в замешательстве все вдруг поняли, что им, собственно, некуда податься. Одна дорожка, обрамленная по сторонам кирпичной, покрашенной известью зубчаткой, упиралась в спортивные брусья и перекладину — здесь начинался спортгородок; другая вела к виварию, а попросту — собачнику, где, невидимый за забором, начинал поскуливать, чувствуя приближение своего воспитателя, пес Прицел. Оставалось направиться по третьей — к офицерскому домику. И, немного поколебавшись — он же не мог знать про устроенный в его комнате аврал, — лейтенант повел свою будущую супругу к их будущему семейному очагу. Но не успели они подойти к порогу, как сзади, с фронтона казармы, закричала «квакушка» — так за прерывистый, раздирающий душу звук солдаты прозвали динамик — и вслед раздался всполошенный голос дежурного по заставе: «В ружье!»

Лейтенант все же довел Веру до крыльца офицерского домика, передал ей ключ и тут же, забыв про жениховскую солидность, побежал обратно к казарме, где уже на всем газу стоял уазик. Начальник заставы был в командировке, за него оставался Лавров, и ему надлежало принимать самостоятельное решение.

Старослужащие рассказывали, что еще никогда застава так быстро не поднималась по тревоге. Без команды знали все, что кому делать и на каком участке искать нарушителя. Задержание оказалось учебным, и солдаты, взявшие поддельного, из своих же пограничников, «лазутчика» в полон, волокли его, бедного, на заставу так усердно, что тот потом еле отдышался. Все хотели поскорее закончить дело, чтобы лейтенант вернулся наконец к невесте. Но, как назло, сигнализация срабатывала еще два раза, и Лавров до глубокой ночи так и не смог наведать Веру. Все видели, как, прижимая к уху телефонную трубку, он то и дело поглядывал на желтеющий в темноте квадрат родного окна с неподвижным силуэтом девушки, но помочь ничем не могли.

Вера уехала на другой день, но даже следопыты-пограничники не могли разгадать, с каким решением покидала она заставу. Об этом знал лишь один Лавров, а тут — поездка в Болгарию…

Алексей поднял глаза на присыпанные снежком, словно за них все время цеплялись белые облака, отроги и, как о людях иной планеты, с грустью вспомнил об оставшихся там, по другую сторону гор, Добрине, бабушке Лиляне, Ангеле — по сути, добром парне, хотя немного смешном и наивном в своем заграничном пижонстве. Но не было ли это всего лишь прекрасным сном — и густой, насыщенный Добриниными духами мрак на гранитной площадке, и фантастические пируэты поющих фонтанов, возле которых они договорились встретиться на утро, еще не зная, что в гостинице его нетерпеливо поджидает готовый в срочную дорогу и облаченный уже во все военное Лавров…