Незнакомец помог купить лекарства, объяснил про дозировки, дал еще пару наставлений и оставил его. Сжимая пакетик с лекарствами и провожая взглядом удаляющегося омегу, Ван Ибо понял, что мир, и так враждебный к одинокому, незащищенному ребенку, стал давить еще сильнее и сжиматься у его горла. Теперь ему еще надо справляться и с этим…

С тех пор прошло два года. Ибо также учился в школе, подрабатывал по вечерам, назальные капли-подавители всегда были при нем, да и с самоконтролем у него все было намного-намного лучше. Однажды даже, к нему пристал пьяный течный омега и чуть ли не штаны с него стаскивал, но Ибо хватило сил довести того до больницы и передать в руки медикам. Он гордился собой.

На дворе стоял январь, а это значило, что пришло время навещать отца в тюрьме. Ему разрешали свидания дважды в год, и Ибо ходил сначала с мамой, а потом один, но старался не пропускать. Он не знал, почему приходил к нему. Не то что бы он любил родителя, просто… до того, как тот сел в тюрьму, он вроде бы был неплохим отцом. Ибо, конечно, многого не помнил, но точно знал, что ужасных воспоминаний у него не было. А может быть, все заключалось в том, что в его жизни было очень мало близких людей, и еще меньше тех, кого бы он мог назвать своей семьей.

Поэтому он и приходил каждый январь и июль, сидел перед пожелтевшим окном из оргстекла и слушал дыхание старика в трубке. Тот неотвратимо старел и каждый раз взгляд его был тоскливее, безразличнее, тяжелее.

-Ты как? - слышит Ибо как обычно в самое ухо.

-Я нормально. Как всегда. А ты как?

-Я… - отец вдруг мнется, чешет бритый затылок и отвечает, - У меня проблемы, сынок.

Ибо вскидывает на него удивленный взгляд, а тот избегает смотреть на сына, будто стыдится чего-то:

-Я… проигрался, малыш.

-Что ты сделал? - не понимает подросток.

-Проигрался. В карты.

Ибо смотрит на него в ступоре, уточняет:

-Ты же в тюрьме. Вам разрешают играть в карты?

-У нас есть возможность. И я играл. И проиграл.

-И что ты проиграл? - медленно спрашивает Ибо. Ему все это не нравится, интуитивно он чувствует, что ответ отца не принесет ничего хорошего.

Старик Ван вздыхает, не спешит говорить, но Ибо выкрикивает: “Ну?!”, и тот нехотя отвечает:

-Тебя. Я проиграл тебя, малыш.

-Что? - челюсть у подростка просто отваливается. Трудно поверить в слова отца, трудно их осознать, - Как ты мог меня проиграть? Я же… здесь, на воле, я же… человек!

Отец опускает голову и ждет, когда первая волна гнева Ибо уляжется. Тот ругается на него, кричит, пинает стену и бьет телефонной трубкой по стеклу окошечка. Проходит минут десять, прежде чем подросток садится на свое место, хватает трубку и орет: