— Профессор Дамблдор, сэр, — от стены отошел Хагрид и протянул к директору руки, на которых неподвижно покоилась тонкая белокурая девушка. Лицо ее было залито кровью. — А с ней что делать?

* * *

Гермиона стояла у портрета Толстой тети, машинально считая проходящих мимо гриффиндорцев. Она не знала, сколько их должно быть, просто всех представителей своего факультета она помнила в лицо, если не по имени, и проверяла, все ли они добрались до гостиной. Получалось, что все. Кроме Гарри.

Конечно, возможно, что он пошел с преподавателями и Дамблдором в директорский кабинет… или повел Драко в больничное крыло… или его самого повели в больничное крыло…

Дин Томас, пропустив последнего гриффиндорца, вопросительно взглянул на Гермиону.

— Ты идешь?

— Да, сейчас, — отозвалась Гермиона, вглядываясь в глубину коридора и размышляя, стоит ли ей пойти искать Гарри или же на этот раз соблюсти школьные правила… В этот момент в конце коридора показалась Сольвейг.

— Так ты идешь? — переспросил Дин Гермиону, удивленно глядя на слизеринку.

— Грейнджер! — Сольвейг стремительно подлетела к ним, только черная роба хлестнула как крылья. — Пойдем, быстро!

— Куда? — удивилась Гермиона.

— Туда, где нет труда и хлеб буханками растет, — отрезала Сольвейг. — Некогда, потом объясню.

— А если МакГонагалл спросит, где ты? — недовольно поинтересовался Дин.

— Скажи ей… что-нибудь, — Гермиона пожала плечами и рванулась следом за Сольвейг, которая уже была на середине коридора. Дин, в свою очередь, пожал плечами, и нырнул в проход, который закрылся за ним.

Прошло пять минут. Проем приоткрылся, и из него высунулась белокурая встрепанная голова. Оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, Шеймус выбрался в коридор и подал руку Джинни.

— Куда это вы собрались, молодые люди? — строго осведомилась Толстая Тетя.

— У нас свидание, — мрачно отозвался Шеймус.

— О! — опешила стражница гриффиндорской гостиной. — А ты разве не мальчиков предпочитаешь?

— Старая сплетница! — фыркнул Шеймус. Толстая Тетя немедленно приняла оскорбленный вид.

— Почему же старая? Когда меня рисовали, мне было всего тридцать четыре!

* * *