Весь вечер они провели более или менее вместе, с тех пор, как покинули особняк Эрика на «роллс-ройсе». Но теперь, когда они остались по-настоящему одни, Ноэль задумался, что же такое она хотела сказать ему, о чём не могла говорить раньше.

Он посмотрел на неё, не желая, чтобы она заметила, как он наблюдает, и снова перечислил про себя все её достоинства: мягкие тёмные глаза, сияющая кожа, чуть полноватые губы, гладкие щёки и скулы, по-европейски тонкий длинный носик, распущенные волосы, тёмной тяжёлой волной падающие на плечи. Его паника улеглась и обратилась теплом.

— Ну и? — наконец спросил он, так тихо что едва расслышал самого себя.

Она, однако, услышала и обернулась к нему.

— Я готовилась весь день. И так и не знаю, с чего начать.

— С начала, — предложил он.

— Это самое сложное. Ты видел снимки.

— Дорранс их мне показал.

— Тебе понравилось?

— Ты там прекрасно выглядишь.

— Ты тоже. Именно о снимках я и хотела поговорить. Начать с них, — поспешно добавила она.

Она казалась страшно неуверенной в себе. Это было так неожиданно, что Ноэль спросил себя: с чего бы. Вслух он ничего не сказал.

— Журналы вышли на прошлой неделе. В Париже. В Берлине, в Риме, в Милане. Они всех изумили.

Она сразу же поняла, что неправильно подобрала слово. Она явно нервничала.

— Я хотела сказать, удивили. Все в Европе хотели знать, кто ты такой.

— Не сомневаюсь.

— Дело не во мне. Уже поступило много предложений.

— Каких предложений?

— Работа. С постановщиками. С фотографами. С дизайнерами. Съёмки — для выставок, рекламы, модных разворотов.

— Ты ведь серьёзно, да? — спросил он.