Вот и накорми их, переборчивых. Сам Саня, лично, ел, что дают, было бы свежее да горячее. Иви, впрочем, тоже. И детей супруги особо не баловали, руководствуясь простым и эффективнейшим правилом: не нравится — не ешь, с голоду, авось, не помрешь. Или готовь сам.
И ничего, действовало — оставленные раза три-четыре без обеда капризули хомякали все, что дают. Не без выпендрежа, конечно, куда ж без него, родимого, но вполне умеренного. Худышками мальчишек назвать бы не смог никто.
А каких из детдома забирали, жуть: мелких, тощих, серо-зеленых, только глазищи смотрели жалостно, Симка не говорил ни единого словечка, на ножонках еле стоял, придерживаясь. Отогрели, откормили, растут теперь людям на зависть, высокие для своего возраста, крепкие, здоровые да ловкие, не шепелявят, не картавят. Не подумаешь, что заморыши недоразвитые были…
И на Иви похожи мастью, такие же русые и слегка курносенькие. Специально по внешности никто не подбирал, случайно вышло совсем…
— Отя! — Сима требовательно дернул задумавшегося Саню за рукав. — Ты не сказал, с чем суп!
Мужчина споткнулся о выбоинку в тротуаре, но не упал, удержал равновесие.
— Рассольник, — вздохнул. — И без картошки. Лапши в нем тоже нет, потому что — рассольник. Устраивает?
Мальчишки закивали головенками.
— Съедим, — пообещали хором. — Но по полтарелки, и ни капли больше. Давай, звони папе, пусть нам по полтарелки греет!
Осталось только посчитать по ложкам. Все равно есть не будут, шелковицей аппетит перебили. Или будут? Кто их знает…
— Отя, ты звонишь или нет?!
А смысл в звонках, если уже перед подъездом? Пересечь дорогу, минута на лифте, и квартира.
— Дети, мы же пришли, зачем звонить? Руки сюда, быстро! Как вас отя учил дорогу переходить? Куда смотрим?
— Я направо, — пискнул Дима, всовывая ладошку в широкую отцовскую ладонь.
— А я — налево, — подхватил Сима, тоже подавая альфачу ручонку.
И закончили, хором, радостно и бодро:
— А потом — наоборот, альфа трахнул лошадь в рот!
Саня поперхнулся.
— Что? — переспросил он тупо.
Дети с готовностью повторили.